С увеличением плотности населения начался второй этап. Люди стали приспосабливаться к жизни во все более населенном социальном мире и к правилам, его регулирующим. Сейчас на планете 7,3 миллиарда людей — это число почти втрое превышает показатель 1950 года. Поразительно, но мы как биологический вид становимся менее агрессивными и достаточно хорошо ладим друг с другом (вопреки тому, что вы можете услышать в вечерних новостях). Хотя возмутители спокойствия — все еще большая проблема, их, вообще говоря, очень мало, возможно, 5% населения. Как вид, мы не любим убивать, обманывать, воровать и применять насилие. Это наводит на размышления о наших социальных взаимодействиях и о том, как наша психическая жизнь созависима с другими. Как мы распознаем эмоциональные состояния других людей, чтобы их понять, и как мы пришли к моральным и социальным нормам, в соответствии с которыми живем? Эти правила усвоенные, врожденные или и то, и другое? Какие у нас есть способности, чтобы ориентироваться во всех социальных взаимодействиях, с которыми мы ежедневно сталкиваемся, и как эти способности возникли? Разумные ли мы существа, живущие по системе личных правил, или существует групповая динамика, которая может нас себе подчинить? Оказавшись один в какой-то ситуации, ведет ли человек себя так же, как если бы он был в группе?

Постепенно нейробиологи и психологи осознали, что нельзя просто наблюдать поведение одного мозга. Асиф Газанфар изучает вокализацию макаков и человека в Принстонском университете. Он отмечает, что при этом происходят динамические взаимоотношения не только между разными частями мозга, но также и с другим животным, которого слушают. Голосовые сигналы одной обезьяны модулируют процессы, происходящие в мозге другой. Это справедливо и для людей. Ури Хассон из того же университета регистрировал мозговую активность двух разговаривающих друг с другом людей с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии. Он обнаружил, что активность мозга слушающего повторяла активность мозга говорящего, а некоторые зоны даже демонстрировали предсказуемые предвосхищающие реакции. Когда подобные реакции наблюдались, собеседники достигали лучшего взаимопонимания14. Поведение одного человека может влиять на поведение другого. Как мы теперь знаем, чтобы более полно понять расстановку сил в игре, главное — рассматривать всю картину целиком, а не просто один мозг сам по себе.

Эта идея осенила приматологов много лет назад. В 1966 году Элисон Джолли закончила статью о социальном поведении лемуров такими словами: “Таким образом, зачатки общественности приматов, по-видимому, предшествовали развитию их интеллекта, сделали этот процесс возможным и предопределили его природу”15,[25].

Сформулировано много теорий, объясняющих, какие силы неустанно подстегивали увеличение размеров человеческого мозга. Считается, что в процессе естественного и полового отбора действовали два главных фактора: пищевой рацион с достаточным количеством калорий, чтобы прокормить мозг большего объема, становящийся все более метаболически затратным, и трудности, связанные с жизнью в большой группе (тот “социальный мир”, который был необходим для охоты, собирательства и защиты от хищников). Объединение в социальные группы привело к новым проблемам, включая конкуренцию с другими за ограниченные ресурсы — как за пищу, так и за потенциальных половых партнеров. Наблюдение Элисон Джолли и последующие результаты других исследований позволили Ричарду Бирну и Эндрю Уайтену из Сент-Эндрюсского университета в Шотландии выдвинуть так называемую гипотезу социального мозга. Они предположили, что приматы обладают более сложными социальными навыками, чем неприматы, и что жить в социальных группах со сложными внутренними связями — бóльший вызов, чем иметь дело с физическим миром. (Все знают, что проще починить тостер самому, чем обращаться в сервисную службу.) Когнитивная проблема выживания во все более и более многочисленных социальных группах послужила стимулом к увеличению объема мозга и улучшению его работы16.

Большинство обезьян, в том числе человекообразных, живут в длительно существующих группах, так что их главные конкуренты за доступ к ресурсам — хорошо знакомые представители собственного вида. Такая ситуация благоприятствует тем особям, которые могут свести на нет соперничество, используя тактику манипуляции, а искусное манипулирование определяется обширными социальными знаниями. Поскольку конкурентное преимущество выявляется в сравнении со способностями других особей в популяции, начинается гонка вооружений, в которой совершенствуются социальные навыки, что в конечном счете уравновешивается высокими метаболическими затратами на ткань мозга17.

Чтобы добиться успеха в социальной группе, одной конкуренции мало. Необходима также кооперация, иначе такая деятельность, как совместная охота, станет бесполезной. Размышляя об этом, специалисты по психологии развития и сравнительной психологии Хенрике Молл и Майкл Томаселло предложили выготскианскую гипотезу интеллекта (названную по имени Льва Выготского, русского психолога первой половины XX века[26]). Они полагают, что отдельные аспекты познавательной способности, хотя в целом она обусловлена преимущественно социальной конкуренцией, складываются на основе именно социальной кооперации, которая необходима для создания, например, сложных технологий, культурных учреждений и систем символов18. По мнению исследователей, эти аспекты — когнитивные навыки постановки общих целей, совместного внимания и намерений, кооперативного общения — присущи исключительно человеку.

Оксфордский антрополог Робин Данбар выявил одну социальную составляющую, которая играет роль движущей силы эволюционного увеличения мозга. Он обнаружил, что для каждого вида приматов характерен определенный размер социальной группы, а с ним коррелирует объем мозга особей: чем больше неокортекс, тем больше социальная группа. Также выяснилось, что для данного размера группы человекообразным обезьянам требуется бóльший неокортекс, чем другим приматам19. Принимая во внимание, что в типичной социальной группе шимпанзе состоит около 55 особей, Данбар вычислил исходя из объема человеческого мозга, что для людей средний размер социальной группы — около 150 участников20. Затем он стал изучать реальные человеческие социальные группы, и оказалось, что для них предсказанный размер оставался неизменным с доисторических времен до наших дней. Такой была не только численность родственных групп наших предков, охотников-собирателей, которые раз в год встречались все вместе на традиционных обрядах. Столько же членов в современных обществах охотников и собирателей, а также пунктов в рождественских поздравительных списках21. То же справедливо и для социальных сетей в интернете. Данбар обнаружил, что даже люди, у которых сотни сетевых друзей, общаются с ограниченным их числом. “Любопытно, люди могут иметь 1,5 тысячи сетевых друзей, однако, если проверить трафик веб-сайта, выяснится, что поддерживают они тот же ближний круг общения приблизительно из 150 человек, как и в реальном мире”22.