– На зоне часто упоминали Доктора. Он не просто какая-то «шестерка» в уголовном мире, – осторожно заметил Сава. – Это известный авторитет. И его тоже наверняка ищут. Причем не только официальные органы. Понимаешь, о чем я?

– Да чихать я хотел на это, – беспечно махнул рукой Дикий. Поправив кепку, он приготовил следующее полено. – Пусть ищут. А насчет «шестерки» или «тузов» в криминальном мире… Плюнь и разотри. У меня демократия. Там, внизу, его воровские законы не действуют. Там вообще никакие правила не действуют, кроме ауры и энергетического поля. Ну и еще немного биологии, принципы которой никто не отменял.

Сава вспомнил удушливое зловоние, которое, казалось, намертво впиталось в каждую пору «теплицы» егеря, и его передернуло. Да уж, аура… В загаженном сортире, наверное, и то запах был почище.

– А эти двое? – задал он вопрос. – Парень с женщиной?

– Ты про «лисичку» с «волнушкой»? Да так, туристы мимо шли. Молодожены, кстати. Решили медовый месяц провести нетрадиционным способом. С костром, песнями под гитару и прочей муйней.

Дикий усмехнулся, поудобнее обхватывая топорище.

– Кстати, лисичка тебя еще долго звала. Очень ты ей понравился. Ха, доброе лицо!

Сава плотно сжал губы, вспомнив несчастную – изможденное, бледное создание, лицо которой сплошь в незаживающих порезах и изрыто преждевременными морщинами.

– Ты отстаешь от жизни, Сава.

Хрясь!

– Ты о чем?

– Твои тсансы, конечно, произведения искусства. Не спорю. Но ты… как бы сказать, чтобы тебя не обидеть.

Сава убрал с груди руки.

– Говори.

– Ты эгоист. Ты не даешь людям прикоснуться к таинству. Ты лишаешь их возможности ощутить прелесть жизни. Ты не заставляешь их задуматься о том, что человек, погрязший в житейско-бытовых проблемах, разучился радоваться лучику солнца. Разучился улыбаться пению птиц. Разучился благодарить Бога, что у них крыша над головой, на столе есть хлеб, а в кране есть вода. Ты отбираешь у них мысль прочувствовать и ощутить приближение того, что простой обыватель называет смертью.

Сава приподнял брови, мысленно проговаривая про себя услышанное, а Дикий, не переставая с упоением колоть дрова, развивал свою мысль дальше:

– Ты как слон в посудной лавке, Сава. Отрубил башку к едрене фене, снял с нее кожу, будто носок, и адьес. Как секс в советское время. Строго по пятницам и под одеялом. Между тобой и тем, кого ты избрал, незримая стена. Так нельзя. Прежде чем выполнить свою миссию, ты должен наладить контакт с избранным.

– Я не священник, – возразил Сава.

– При чем тут это? Где духовная составляющая вопроса? Где эстетика? И потом… У меня они учатся прощать, и прощать искренне. Заметь, Сава. От всей души. У меня они осознают свои ошибки. Начиная от того, что кто-то из них не уступил старушке место в трамвае, заканчивая жестоким убийством.

Сава выдавил саркастическую усмешку.

– Трудно представить себе человека, который бы не признал свои ошибки у тебя в подвале. Особенно закопанный по самое горло, – съехидничал он.

– Не скажи, – покачал головой Дикий. – Встречались мне и крепкие орешки. Некоторые созревали по нескольку месяцев.

– Я догадываюсь. Значит, ты говоришь, что вы просто беседуете. Тогда зачем тебе багор за диваном? – спросил Сава. – Я видел.

Дикий фыркнул, будто глупее вопроса ему не приходилось слышать.

– Им я бужу тех, кто решил не вовремя вздремнуть. Тогда, когда начинается самое интересное. На сон уходит слишком много времени. Его у меня нет, поэтому я сплю не более трех часов в сутки, и мне этого вполне хватает.

Он уже готов был обрушить топор на полено, как вдруг замер и в упор посмотрел на Саву.

– Да, насчет крепких орешков. Некоторым я запускал червей в землю. Кротов. Ты знаешь, что кроты плотоядны? И эти самые крутые псевдоорешки гнили заживо. И были в полном сознании, не сдаваясь до последнего. Но и они рано или поздно выбрасывали белый флаг. Иногда я записываю их разговоры. Интересно сверять беседы первых дней с теми, которые происходили спустя пару месяцев. Иногда даже было невозможно представить, что это одни и те же субъекты… У меня уже несколько часов этих записей, можем послушать!

– Нет, спасибо, – отказался Сава.

– А зря. Из того, что я услышал, можно написать несколько книг. Идеальные пособия как для психологии, так и для психиатрии. Ты осознаешь, как это важно? Особенно когда попадались сильные духом. А их было немало. Не поверишь, но я вытаскивал из ямы нечто, у которого от ног оставались одни кости, и это существо еще было способно что-то говорить и даже задавать вопросы! Их глаза ослепли, волосы и зубы выпали, а в желудке кроты и мыши прогрызали ды…

– Все, хватит, – резко прервал его Сава. В памяти всплыл эпизод поглощения каши мужчиной. Тем самым, со сквозной раной в щеке и застывшим, как у зомби, взглядом.

«У Олеси тоже рана на щеке», – подумалось Саве, и по его спине заструился холодный ручеек.

– Знаешь, Дикий…

– Что еще?

Сава посмотрел на вспорхнувшую стайку птиц, которая поднялась с дерева и, беззаботно щебеча, унеслась прочь.

– Там, внизу, ты был другим. У тебя было совершенно другое лицо. И глаза. Твои глаза… Ты напоминал наркомана.

Дикий захихикал, будто Сава произнес что-то забавное.

– И твоя доза будет увеличиваться, – тихо проговорил Сава. – Это ты, надеюсь, тоже понимаешь?

– Вполне, – бодро отозвался Дикий. – Мы все поголовно наркоманы, разница лишь в объекте зависимости.

– Рано или поздно тебя возьмут, – сказал Сава. – Не равняй нас. Я живу на отшибе, никому ничего не должен. Мы мало кому интересны. А ты – официальное лицо. Государственный инспектор заповедника. На тебе огромная ответственность, тебе приходится встречаться и взаимодействовать с людьми. Ты не протянешь так долго. Рано или поздно обязательно проколешься, и все всплывет наружу.

Егерь беззаботно хмыкнул:

– Я отвечу тебе так. В чем-то ты прав. Но пусть я лучше сгорю, как петарда на фейерверке, нежели буду чадить, как свеча в зассаном подвале, на протяжении долгих лет. Это не для меня. Усвоил?

Сава решил промолчать.

– Это место, можно сказать, намоленное, – продолжал разглагольствовать егерь. Загрубевшие пальцы цепко ухватились за новое полено, одно из самых крупных в общей куче, рассыпанной на земле. – Там необыкновенная аура. Биополе такое мощное, что эмоции наслаиваются хлопьями. Их можно соскребать ложкой, как крем с вкусного торта.

– И это… делает тебя сильным? – спросил Сава.

Хрясь!

Лезвие застряло в полене, наткнувшись на каменно-твердый сучок.

Дикий вполголоса выругался и, перехватив внимательный взгляд Савы, ударил снова, на этот раз тяжело и без требуемого размаха, так как к лезвию топора было намертво прилеплено застрявшее полено.