Поглядывая в том направлении, куда ушла Эгинин, иллианец покачал головой.

– Постарайся все же придерживать язык. Эги… Леильвин каждый раз просто из себя выходит, когда вспоминает о том, что ты тогда сказанул. Я слышал, что она бормотала про себя; и поручусь, что сама девчонка переживает ничуть не меньше. Еще разок так подурачишься и дождешься, что нас всех укоротят, – он выразительно чиркнул пальцем себе по горлу. И коротко кивнув, иллианец начал проталкиваться сквозь толпу вслед за Эгинин.

Глядя, как он удаляется, Мэт покачал головой. Это Туон – крепкая? Конечно, она Дочь Девяти Лун и все такое, и она с самого начала видела его насквозь, еще в Таразинском дворце, когда Мэт считал ее просто очередной благородной шончанкой, задирающей нос; но ведь это только потому, что Туон постоянно попадалась ему там, где он не ожидал ее увидеть. И все. Крепкая? На вид она была словно куколка из черного фарфора. Насколько крепкой она может быть на самом деле?

Тебе ничего больше не оставалось, она могла сломать тебе нос, а то и искалечить похуже, напомнил он себе.

Мэт и сам остерегался не повторять, что Домон назвал «безумными бреднями», но вся беда в том, что он действительно собирался жениться на Туон. Эта мысль заставила его вздохнуть. Он был уверен в этом, словно это предсказали ему свыше, да так оно в некотором роде и было. Он не мог себе представить, как может подобная свадьба произойти; это казалось совершенно невозможным. И он не станет плакать, если это действительно окажется невозможным. Но Мэт знал, что не окажется. Почему он вечно влипает по уши в какие-то проклятые разборки с треклятыми женщинами, пытающимися пырнуть его ножом или оторвать ему голову? Это просто несправедливо.

Мэт собирался пойти прямо к фургону, где содержались Туон и Селусия под присмотром Сеталль Анан. По сравнению с хозяйкой гостиницы и камень показался бы мягким; избалованная госпожа и ее горничная не доставляли ей особых хлопот, особенно когда снаружи на страже стоял «краснорукий». По крайней мере до сих пор они хозяйке проблем не создавали, а то бы он об этом уже услышал. Тут Мэт обнаружил, что ноги несут его куда-то в сторону, по извилистым улочкам, пронизывающим лагерь. Повсюду царила суматоха. Мимо пробегали люди с лошадьми в поводу; застоявшиеся животные вставали на дыбы и бросались из стороны в сторону. Другие члены труппы сворачивали палатки и грузили их в фургоны или выносили тюки с одеждой и окованные медью сундуки, бочонки и коробки всевозможных размеров из своих домов-фургонов, простоявших здесь несколько месяцев. Надо было заново перепаковать все для путешествия, пока запрягают лошадей. Шум стоял адский: лошади ржали; женщины кричали на детей; дети плакали из-за потерянных игрушек или просто вопили ради собственного удовольствия; мужчины орали, пытаясь выяснить, куда засунули их упряжь или кто воспользовался их инструментами. Труппа акробаток – худощавых, но мускулистых женщин, которые работали на веревках, свешивающихся с высоких шестов, – окружила одного из конюхов; они все размахивали руками и вопили благим матом, не слушая друг друга. Мэт остановился на минутку, пытаясь уяснить, о чем они так яростно спорят, но через некоторое время понял, что женщины и сами этого толком не знали. По земле катались двое сцепившихся друг с другом мужчин без курток, за ними наблюдала та, из-за которой, видимо, и произошла драка, – стройная черноглазая швея по имени Джамейне; но тут появился Петра и растащил дерущихся, не дав Мэту даже возможности поставить на одного из них.

Он не боялся снова увидеть Туон. Разумеется, нет. Мэт держал-

ся подальше от нее после того похищения. И все, больше ничего не

было. И лишь одно смущало его……………. Она была спокойна, Домон ска-

зал правду. Туон похитили среди ночи, увезли из города в бурю, ее

окружали люди, которые, как она понимала, запросто перережут

ей глотку, и все-таки она держалась спокойнее их всех. О Свет, она

была расстроена не больше, чем если бы задумала все это сама! Мэт

еще тогда чувствовал себя так, словно кончик ножа щекотал ему

спину между лопатками, и сейчас он опять ощущал этот нож, сто-

ило лишь вспомнить о ней. А тут еще и эти игральные кости, пере-

катывающиеся внутри черепа.

Не похоже, чтобы она собиралась предложить тебе прямо сейчас пойти к алтарю, подумал Мэт со смешком, который показался вымученным даже ему самому. Тем не менее у него не было никаких причин бояться. Он просто соблюдал разумную осторожность.

Лагерь по величине не уступал средних размеров деревне, но и на таком пространстве человек, блуждающий бесцельно, рано или поздно начинает ходить по кругу. Довольно скоро – слишком скоро – Мэт обнаружил, что стоит перед бледно-лиловым фургоном без окон, окруженным крытыми парусиной грузовыми фургонами; за ними виднеются коновязи, расположенные вдоль южной стены. Повозки, вывозящие навоз, этим утром не приезжали, и запах стоял крепкий. Ветер доносил тяжелый дух и от ближайших клеток с животными – мускусный запах больших кошек, и медведей, и Свет знает кого еще. Позади грузовых фургонов и столбиков коновязи одна секция парусиновой стены упала на землю и уже колыхалась следующая: мужчины ослабляли растяжки, удерживающие шесты. Солнце, сейчас наполовину скрытое тяжелыми тучами, уже было на полпути к зениту или даже выше, но все же было еще слишком рано.

Гарнан и Метвин, двое «красноруких», уже запрягли первую пару лошадей в оглобли лилового фургона и почти покончили со второй. Солдаты, вышколенные в Отряде Красной Руки, они были готовы пуститься в путь, когда остальные еще не могли разобраться, с какой стороны фургона впрягать лошадей. Мэт научил Отряд передвигаться быстро, когда в этом была необходимость. Но сейчас он подходил к фургону волоча ноги, словно шел по глубокой грязи.

Гарнан, со своей дурацкой татуировкой в виде сокола на щеке, первым увидел его. Застегивая постромку, верзила выпятил тяжелую челюсть и переглянулся с Метвином – мальчишеское лицо кайриэнца, обманчиво свидетельствующее о его возрасте и слабости, что давало ему преимущество в трактирных драках. Им не было нужды притворяться удивленными.

– Как тут у вас, все гладко? Я хочу сняться с места как можно скорее. – Зябко потирая руки, Мэт беспокойно поглядывал на лиловый фургон. Надо было принести ей подарок, какое-нибудь украшение или цветы. И то и другое обычно нравится женщинам.

– Вроде бы да, милорд, – осторожно отозвался Гарнан. – Не ругается, не кричит, не плачет. – Он взглянул на фургон так, словно сам в это не верил.

– Все тихо, и ладно, – сказал Метвин, продевая повод сквозь кольцо хомута. – Когда женщина начинает плакать, единственное, что можно сделать, это уйти, если дорожишь своей шкурой; а этих женщин мы вряд ли можем высадить где-нибудь на обочине, – с этими словами он бросил взгляд на фургон и недоверчиво покачал головой.

Мэту ничего не оставалось, кроме как войти внутрь. Что он и сделал. Уже со второй попытки ему удалось с застывшей на лице улыбкой заставить себя взобраться по нескольким крашеным деревянным ступенькам позади фургона. Он не боялся; просто на его месте любой бы занервничал.