– Тем не менее наверняка сказать, что оба раза звонил убийца, Олеся не может. Он ведь даже не намекнул, кто он, – сказал следователь.

– Честно скажу, она меня удивила, я такой ее никогда не видела. Хотя раньше Олеся была за спиной Руди, сейчас сама стала спиной для детей, а мать есть мать, опасность она чувствует.

– Опасность, хм, – усмехнулся Крайний. – Сейчас у нее депрессивное состояние, померещиться может всяческая чертовщина.

– В таком случае извините, что побеспокоила вас зря…

– Да нет, не зря. Звонок – это любопытно.

– Меня волнует сама Олеся. Ну, давайте допустим, что звонил все же убийца. Если она пойдет на встречу с ним…

– Не пойдет, – заверил Крайний, чем возмутил Лелю.

– Я, конечно, не сомневаюсь в вашей компетентности, но иногда и великие мужи ошибаются.

Крайний ответил ей тем же – наездом:

– Ваша подруга страдала нервными расстройствами, состояла на учете в психдиспансере?

– К чему вы это спрашиваете?

– А к тому, что только ненормальный, неадекватный человек пойдет на встречу с предполагаемым убийцей выяснять, что тот задумал. Если у Олеси серое вещество в порядке, она вначале придет ко мне, потому что у здорового человека чувство самосохранения стоит на первом месте. Тем более в этом случае оно подкреплено заботой о детях. Идите и не волнуйтесь, – уже мягче добавил он.

Леля вспомнила, что сегодня день похорон, и поспешила к выходу, ее остановил голос Крайнего:

– А вы правда найдете покупателей на бизнес Хоруженко?

Вновь он задал странный вопрос, будто для него это имеет какое-то значение. Но из своего хобби Леля не делала тайны, поэтому от Крайнего ничего не утаила, когда передавала полностью диалог с Олесей.

– Найду, – сказала она певуче и улыбаясь, однако в напевности определенно угадывался вызов. – Не бескорыстно, разумеется. И признаюсь: налоги я не плачу, полагаю, за это вы меня не посадите. До свидания.

Беспокоится о подруге – похвально, она оскорбилась из-за того, что Юрий Петрович не разделил ее опасения, – замечательно. Но вот знать ей о мерах, которые он надумал принять, вовсе необязательно. Порой случается всякое-разное, а ты потом кусай локти. Юрий Петрович, оставшись один в кабинете, долго слушал гудки в трубке, наконец дождался:

– Это Крайний. Срочно нужно установить круглосуточное наблюдение за женой убитого Олесей Хоруженко.

А теперь можно увидеться с бухгалтером Рудольфа Хоруженко, она должна знать больше, чем рассказала Александре.

– У тебя будет пять минут, – наставлял Михайлов Саньку по пути от машины к СИЗО, – уложись в это время, там не пройдет твоя мольба: еще минуточку, умоляю и тому подобное. Главное, спроси, чем ему помочь, запомнила?

Санька только кивнула – ну и трясло же ее! Еще на подъезде к неприметному зданию с высокими серыми стенами, оплетенными сверху колючей проволокой, ее охватило чувство, будто она добровольно идет прямо в волчью пасть и назад уже не вернется. Трусиха. А ведь никогда не была трусливой. Например, когда бросила все, отказавшись от свадьбы и стабильной работы, отправившись устраивать свою жизнь.

По пути в переговорную комнату перед глазами иногда темнело, в ушах шумело, только воля заставляла Саньку идти вперед. Кое-как в себя пришла, когда ей показали, на какой стул сесть перед застекленным окном. А вот и Глеб… Санька непроизвольно вздрогнула, увидев совершенно подавленного человека, она бы сказала, малознакомого – до того неважно он выглядел.

– Глеб, у нас мало времени, – затрещала она, – а мне надо узнать многое… Что? Я тебя не слышу…

Он вторично показал на телефонную трубку в своей руке, объяснил знаками, мол, возьми такую же, что Санька и сделала. На этот раз она не успела слова вымолвить, Глеб спросил:

– Как Жанна?

Его простейший и короткий вопрос, наполненный искренней тревогой, внезапно отключил все ее страхи с волнениями. В этом очень неприятном месте, вобравшем в себя все пороки, далеком от справедливости (как ей чудилось), зная, что каждое их слово прослушивается, Санька внезапно ощутила могучий прилив сил. Перед ней человек, который абсолютно бессилен, и, глядя в его глаза, она понимала: не он убил. И никто не хочет ему помочь, никто не пожалеет сестру, остается только она, Санька.

– У Жанны все хорошо, не волнуйся, она ничего не знает…

– От нее не утаишь, рано или поздно…

– Никогда! – резко перебила его Санька. – Никогда она не узнает об этом, а если узнает, то после родов. Мы с тобой ей расскажем. Я сказала Жанне, что ты уехал в командировку.

– Какую? – хмыкнул Глеб.

– Когда выйдешь, узнаешь, а ты выйдешь, я тебе обещаю. Глеб, мне нужны деньги на адвоката, Михайлов советует взять двух, у тебя есть сбережения? Моих не хватит.

– На карточке, но там немного. Основная сумма лежит в банке, для ребенка копил…

– В банке мне твоих денег никто не выдаст. Какой код карточки? – Он продиктовал, она повторила два раза, к счастью, у нее память превосходнейшая. А теперь один из тревожащих вопросов: – Глеб, скажи, что ты делал возле офиса Рудольфа?

– Я? Когда?

– Ну… последнее время тебя там видели… э… твою машину с шашечками. Она стояла недалеко… бухгалтер мне рассказала, она видела.

– Шутишь? Я объезжал офис Рудольфа десятой дорогой, чтоб даже нечаянно с ним не встретиться.

– То есть ты…

– Никогда там не бывал. Я понимаю, меня толково подставили, по всем пунктам. Интересно кто…

Но какое облегчение почувствовала Санька, оказывается, ей необходимо было услышать от Глеба «никогда там не бывал». И все, внутри стабилизировалось состояние уверенности, поэтому она и слушать не стала, что ему интересно, ведь у них пять минут, мизер времени:

– Не думай сейчас об этом. Глеб, что я могу еще сделать? Где искать доказательства того, что ты не виноват?

– А ты мне веришь?

– Ты еще спрашиваешь?

Наконец! Наконец в его глазах блеснула робкая надежда вместе с признательностью, а на губах появилась благодарная улыбка. Может быть, человеку в его положении важно знать, что ему верят, и это будет подспорьем там, в камере, откуда, как говорят, Глеб уже никогда не выйдет.

– Есть одна зацепка… – произнес он с сомнением в голосе. – Полотенце, которое нашли в гараже рядом с убитыми. Понимаешь, этим полотенцем я пользовался только на работе, оно всегда лежало в раздевалке… в шкафчике, но я не обратил внимания, когда оно исчезло…

– Ну-ну, и что? – поторапливала его Санька, чувствуя, как улетучивается время, а тут новый поворот, но Глеб неожиданно сник:

– Мне кажется, все бесполезно…

– Тебе кажется! – вскипела Санька. – Тебе, а не мне! Думай о Жанне, ты должен выйти отсюда до ее выписки. Говори быстро, что там с этим полотенцем надумал, сейчас меня выгонят!