— Я и забыла, что ты говоришь по-французски.

— Mats oui!

— А кроме этого джентльменского набора, можешь что-нибудь сказать?

— По-моему, ты тоже говоришь по-французски, — увильнул он. — Я как-то слышал, у тебя прямо парижское произношение.

— Итак, ты сказал, что ищешь миллионера, — вернулась к теме Эди, не желая превращать разговор в пустую болтовню.

Лукас испустил тяжелый вздох

— Верно! Точнее, миллионершу. Адам хочет, чтобы я нашел богатую женщину, которая согласится меня содержать.

Эди как раз собиралась проглотить пирожное: услышав такой ответ, она поперхнулась и отчаянно закашлялась. Лукас вскочил, готовый похлопать ее по спине.

Но продемонстрировать свои таланты Лукасу не пришлось. Ибо, едва Лукас коснулся спины Эди, девушка вскочила, опрокинув стул, и бросилась в сторону.

«Господи, что это она так испугалась? — изумился Лукас. — Я ведь ее едва коснулся». Он совсем расстроился, когда увидел лицо Эди. На ее лице отражался настоящий ужас.

Точно так же, припомнил он, перепугалась она, когда он хотел отдать ей ключи из рук в руки. И до этого, когда Дейвенпорт погладил ее по щеке. Оба жеста были совершенно невинны, но всякий раз Эди отскакивала, словно испуганный кролик.

— Эди! — позвал он, шагнув к ней — просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

Она в ответ отступила назад.

— Что с тобой?

Он поднял опрокинутый стул и жестом пригласил ее сесть. Как ни странно, она молча повиновалась.

— Все нормально, — хрипло сказала она, хотя вид ее говорил о другом.

Лукас тоже вернулся на свое место.

— Наверное, воспитанные люди таких вопросов не задают, но я никогда не мог похвалиться воспитанием. Что с тобой такое?

Она подняла на него огромные глаза. Сейчас они казались еще больше и ярче обыкновенного и блестели влагой.

— О чем ты? — как ни в чем не бывало спросила она. — Просто кусок пирожного попал не в то горло.

Лукас нахмурился:

— Не надо, Эди. Я сам отъявленный лгун и умею отличать ложь от правды. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

— Я просто подавилась, — упрямо твердила она.

— Ты едва из кожи не выпрыгнула, стоило мне хлопнуть тебя по спине. То же самое было и в «Дрейке», когда я хотел отдать тебе ключи.

Лицо ее вдруг стало белым, как маска.

— Что ты хочешь сказать?

Он чертыхнулся сквозь зубы.

— Эди, ты боишься чужих прикосновений?

Она встретила его взгляд.

— Да, — отважно сказала она.

— Почему? — Лукас, как известно, тактичностью не отличался.

Глаза ее сузились, но голос прозвучал спокойно:

— А вот это, мистер Конвей, абсолютно не ваше дело. Предлагаю вернуться к нашему разговору. — Наигранная вежливость ее испарилась, уступив место вполне искреннему изумлению. — Ты действительно хочешь пойти на содержание к миллионерше? Господи, зачем? Неужели тебе не хватает денег?

Так вот что она подумала! Неудивительно, что подавилась пирожным!

— Не совсем так, — улыбнулся он. — Я должен сделать репортаж. Использовать советы из книги «Как заарканить миллионера» и посмотреть, может ли с их помощью мужчина зацепить богатую женщину. Это для журнала, понимаешь? — Он улыбался все шире. — Для «Жизни мужчины». А ты что, подумала, я в самом деле решил податься в альфонсы?

И он, не выдержав, рассмеялся. Не тем мрачно-язвительным смехом, что слышала от него Эди до сих пор, — о нет! Искренне. От души. Так, словно ему действительно весело. Словно он счастлив.

Эди смутилась, и, заметив это, Лукас расхохотался еще заразительнее. Какая же она хорошенькая, когда краснеет! Черт побери, кто бы мог подумать, что Сладенькая Эди — совершенно нормальный человек? Что с ней может быть интересно и весело?

Странно, почему он раньше этого не замечал?

— Репортаж для журнала? — переспросила она.

— Ну да, для журнала.

— Ой, а я… я подумала… я не поняла…

Лукас тряхнул головой — мол, не о чем беспокоиться. Вдруг стало так легко, словно свалился с плеч давний тяжкий груз. Разве мог такое представить: провел два вечера в компании Эди Малхолланд — и чувствует себя почти человеком! Что бы это значило?

— Похоже, ты обо мне не самого лучшего мнения, — сказался, отсмеявшись. — Неужели больше чем на жиголо-любителя не тяну? Может быть, поэтому и миллионерши на меня не клюют?

Эди промолчала — на этот вопрос явно не требовалось ответа. Подумав, сказала осторожно, словно сомневалась в своем решении:

— Знаешь… я могла бы тебе помочь.

Никогда в жизни Лукас Конвей не просил и не принимал помощи. Всего, что хотел, он добивался сам — или делал вид, что не очень-то и хотелось. Но сейчас ему стало интересно.

— Это как?

— Видишь ли, я умею разыскивать людей. Свою мать я уже почти нашла. И, кроме того, хорошо изучила нравы и повадки миллионеров.

«Должно быть, на работе в „Дрейке“, — подумал Лукас и решил, что не станет интересоваться подробностями.

— Вот как? — только и спросил он. Эди кивнула:

— Да. Хочешь заарканить миллионершу? Я тебе помогу.

В это воскресное утро Дорси проснулась совершенно счастливой. Она уже и не помнит, когда ей было так хорошо!

Нежный шелк простынь приятно холодил обнаженную кожу. Щека утопала в мягкой подушке. В ушах, в лад счастливому биению сердца, приглушенно звучали торжествующие аккорды фортепианного концерта Баха. Глубоко вздохнув, Дорси ощутила чудный горьковатый аромат кофе. Он прогнал остатки сна: Дорси распахнула глаза и увидела, что в спальню входит Адам, в одних сапфирово-синих пижамных штанах, а в руках у него — поднос, обещающий обильный и вкусный завтрак.

Прошлой ночью Дорси потратила немало энергии и, бросив взгляд на поднос, сразу почувствовала голод! Сонными глазами разглядывала она блюдо со свежими булочками, карафу с черным кофе, две простые белые чашки и абрикосового оттенка розу в узкой серебряной вазе. Вот это да! Каким романтиком оказался Адам Дариен!

Неяркий свет, сочащийся сквозь жалюзи, позволял разглядеть Адама как следует. Стоит ли удивляться, что при одном взгляде на него сердце Дорси растаяло, словно масло на солнце? Широкая нагая грудь покрыта кудрявыми темными волосками; треугольник волос спускается вниз и исчезает за поясом. Живот плоский, гладкий и твердый; на руках при каждом движении рельефно обозначаются мускулы. Волосы соблазнительно взъерошены, глаза светятся нежностью. Под мышкой зажат пухлый воскресный выпуск «Трибьюн» — деталь, удивившая и насторожившая Дорси. Захочет ли он вернуться в постель — на королевское ложе красного дерева, с высокой резной спинкой, изукрашенной затейливыми восточными узорами, и тяжелым пологом, в эти стены, окраска которых напоминала о кронах вековых деревьев, чуть шелестящих от ветерка в прохладный летний день?