Я сказал Бонгани, что хочу кожаный плащ, как носил Киану Ривз, черный, длиной до колен. Бонгани умерил мой пыл. «Нет, это не практично. Это классно, но ты никогда не сможешь надеть его снова». Он повел меня по магазинам, и мы купили черную кожанку длиной по щиколотку, которая сегодня выглядела бы смешно, но в то время, благодаря Нео, была очень классной. Она одна стоила 1200 рэндов. Потом мы дополнили наряд парой простых кожаных брюк, замшевыми туфлями с квадратными носками и кремово-белым вязаным свитером.

Как только мы приобрели наряд, Бонгани внимательно посмотрел на мои невероятные кудри. Я бесконечно пытался уложить идеальную прическу в африканском стиле Майкла Джексона 1970-х годов. Но то, что у меня получалось, больше напоминало Баквита[11]: растрепанные, не поддающиеся укладке волосы, словно стог травы поворошили граблями.

– Нам надо уложить эти чертовы волосы, – сказал Бонгани.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я. – Это просто мои волосы.

– Нет, мы должны сделать что-нибудь.

Бонгани жил в Александре. Он притащил меня туда, и мы поговорили с какими-то девушками с его улицы, болтавшимися на углу.

– Что бы вы сделали с волосами этого парня? – спросил он их.

Девушки рассмотрели меня.

– У него слишком много волос, – сказала одна из них. – Почему он не заплетет их в косички?

– Черт, точно, – сказали они. – Отличная мысль!

– Что? Косички? Нет! – сказал я.

– Нет, нет, – ответили они. – Сделаем это.

Бонгани потащил меня в парикмахерскую вниз по улице. Мы вошли и сели. Женщина потрогала мои волосы, покачала головой и повернулась к Бонгани.

– Я не могу работать с этой овцой, – сказала она. – Вы должны с этим что-то сделать.

– Что нам надо сделать?

– Вам надо выпрямить их. Здесь я это сделать не смогу.

– Ладно.

Бонгани потащил меня во второй салон. Я сел в кресло, и женщина начала втирать в мои волосы какой-то кремообразный белый состав. Она была в резиновых перчатках, чтобы химическое средство для выпрямления волос не попало ей на кожу, и это было для меня первым намеком на то, что, возможно, это не такая уж хорошая идея. Когда мои волосы были полностью покрыты выпрямителем, она сказала: «Постарайся, чтобы он оставался на волосах как можно дольше. Ты можешь почувствовать жжение. Когда начнет жечь, скажи мне, и мы смоем это. Но чем дольше ты сможешь терпеть, тем прямее будут твои волосы».

Я хотел, чтобы все было, как надо, так что сидел в кресле и ждал. Ждал так долго, как только мог.

Я терпел слишком долго.

Она сказала, чтобы я позвал ее, когда начнет жечь. Ей надо было сказать мне, чтобы я позвал ее, когда начнет пощипывать, потому что к тому времени, когда по-настоящему начало жечь, средство уже сняло несколько слоев скальпа. Это уже было далеко не пощипывание, когда я начал паниковать: «Жжет! Жжет!» Она кинулась ко мне и начала смывать выпрямитель. Чего я не знал, так того, что химическое средство по-настоящему начинает жечь, когда его смывают. Мне казалось, что кто-то лил мне на голову жидкий огонь. Когда она закончила, на коже по всей голове были пятна химических ожогов.

Я был единственным мужчиной в салоне, все остальные были женщинами. Это была возможность узнать, что женщины регулярно переносят для того, чтобы хорошо выглядеть. «Зачем они вообще это делают? – думал я. – Это ужасно». Но это сработало. Мои волосы были абсолютно прямыми. Женщина уложила их назад, и я выглядел, как гей – гей по кличке Прилизанный.

Потом Бонгани потащил меня обратно в первый салон, и девушка согласилась заплести мои волосы в косички. Она работала медленно. Это заняло шесть часов. Наконец, она сказала: «Хорошо, можешь посмотреть в зеркало». Она повернула меня на кресле, я посмотрел в зеркало и… Я никогда не видел себя в таком виде. Это напоминало сцены гримирования в американских фильмах, когда берут придурковатого парня или девчонку, причесывают, переодевают, и гадкий утенок превращается в лебедя. Я был настолько убежден, что у меня никогда не будет подружки, что никогда не пытался выглядеть лучше, чтобы нравиться девушкам, так что даже не знал, что мог бы. Прическа была хороша. Моя кожа не была идеальной, но она стала лучше, угри превратились в обычные прыщи. Я выглядел… неплохо.

Я пошел домой, и мама завопила, когда я вошел в дверь.

– О-о-о-о-о-о-о! У меня появилась девчушка! Ты такой хорошенький! Они превратили моего мальчонку в хорошенькую девчушку!

– Мам! Ладно. Прекрати.

– Ты таким образом хочешь сказать мне, что ты – гей?

– Что? Нет. Почему ты так говоришь?

– Ты же знаешь, что, если да, то все в порядке.

– Нет, мама. Я не гей.

Всем в моей семье это понравилось. Все считали, что я замечательно выгляжу. Но мама дразнила меня, перемывая мне кости.

– Очень хорошо сделано, – говорила она, – но так ты слишком хорошенький. Ты выглядишь как девочка.

Выпускной вечер наконец-то наступил. Том пришел ко мне, чтобы помочь собраться. Прическа, одежда, все сочеталось отлично. Как только я был готов, мы пошли к Абелю, чтобы взять ключи от «БМВ», и это был момент, с которого весь вечер пошел наперекосяк.

Это был субботний вечер, конец недели, а это значило, что Абель пил со своими рабочими. Я подошел к его гаражу и, как только увидел его глаза, понял: он пьян в стельку. Черт. Когда Абель был пьян, он был совершенно другим человеком.

– А, ты выглядишь прекрасно! – сказал он с широкой улыбкой, оглядывая меня. – Куда собираешься?

– Куда я… Аби, я иду на выпускной бал.

– Здорово. Желаю повеселиться.

– Эм… я могу взять ключи?

– Ключи от чего?

– От автомобиля.

– Какого автомобиля?

– «БМВ». Ты обещал, что я смогу поехать на автомобиле на выпускной бал.

– Сначала купи мне пива, – сказал он.

Он дал мне ключи от своей машины, мы с Томом съездили в винный магазин. Я купил Абелю несколько упаковок пива, вернулся и отдал ему.

– Так, – сказал я, – а теперь я могу взять «БМВ»?

– Нет.

– Что значит «нет»?

– Это значит «нет». Машина нужна мне сегодня вечером.