– Ты здесь живешь? – спросила я.

– Вообще-то я живу с родителями, а здесь бываю… Встречаюсь с друзьями…

– Девушками, – лукаво продолжила я.

– Со дня нашего знакомства никаких девушек, – клятвенно заверил Артем, привлекая меня к себе.

– Ты обещал потрясающий вид, – невольно отстраняясь, напомнила я.

– Да, конечно, – спохватился он, – гляди!

Я вышла на балкон, и мое сердце восторженно подпрыгнуло. Впереди простиралась ровная серо-голубая речная гладь с деловито снующими маленькими белыми пароходиками, берега окаймляла изумрудная зелень деревьев, а унылые пятиэтажки сверху казались крохотными и симпатичными, будто сделанными из картона на огромном макете. Все это великолепие освещалось маревом заката. Душный город-муравейник с его серыми буднями, суетой и хмурью остался где-то далеко внизу. Здесь даже воздух был иным: пьянящим, разреженным, лишенным гари и городского смрада. По крайней мере, мне так показалось.

– Вау! Полжизни за такой вид… – прошептала я, вдыхая полной грудью и блаженно раскинув руки.

Артем воспринял мой восторг как руководство к действию. Запрокинул мою голову и припал к губам нестерпимо долгим влажным поцелуем. Что-то внутри меня всколыхнулось, подпрыгнуло, потеплело, но вдруг оборвалось, и вновь сделалось холодно и тоскливо. Артем, наконец, оторвался от моего рта, потемневшими глазами заглянул мне в лицо и хрипло прошептал:

– Я люблю тебя…

Я понимала, что он ждет ответного признания, и промямлила:

– Я тоже люблю тебя, – будто прыгнула в холодную реку.

– Я хочу тебя…

Он увлек меня в комнату, расстегнул пуговицы на блузке, вспотевшая рука скользнула под бюстгальтер, сжала грудь и принялась мять ее до боли. Меня словно хлестнуло изнутри и затрясло, как в лихорадке. Все во мне восстало против грубого чужого прикосновения, и я ничего не могла с собой поделать. Мое тело жило своей жизнью, не желая повиноваться никому, даже собственной хозяйке.

– Не надо! – вскрикнула я, отталкивая Артема.

Он удивленно захлопал глазами и, будто осененный догадкой, спросил:

– У тебя когда-нибудь было?

Я покачала головой, почувствовав, как кровь прихлынула к моим щекам.

Артем озадаченно уставился на меня, потер лоб ладонью, и я вспомнила слова Крис о том, что современным мужчинам неохота возиться с неопытными девушками.

– Извини, – сказала я. – Я должна была предупредить.

– Все в порядке, – произнес он с растерянной улыбкой, – не бойся, тебе не будет больно… – и снова меня обнял.

Я почувствовала раздражение. Откуда он знает, будет мне больно или нет? Что он вообще обо мне знает, кроме того, что мне восемнадцать лет, у меня длинные ноги и я учусь в педагогическом? Мы почти не разговаривали на серьезные темы, только пили, танцевали, тусовались, гоняли на машине. Он не знает, что я люблю Золя, Ремарка и Гумилева, что мечтаю стать писателем, иногда по ночам потихоньку пишу рассказы, которые прячу в ящик стола, что иногда мне снятся кошмары, после которых я не могу заснуть без таблетки феназепама… Он даже не знает, что я ненавижу хард-рок, меня тошнит от песен Цоя, который сейчас орал на всю катушку.

– Выключи музыку, – попросила я. – Я люблю тишину.

Он вновь посмотрел на меня с удивлением, словно видел впервые, надавил на кнопку магнитофона, оборвав песню на полуслове. Спросил:

– Может, выпьем шампанского?

– Хорошо бы, – сказала я.

Артем сбегал на кухню, притащил бутылку, фрукты, коробку шоколадных конфет.

– Извини, – проговорил скороговоркой, облизывая губы, – я приготовил все это к твоему приходу. Но у меня все напрочь вылетело из головы…

– Давай поговорим, Артем, – попросила я, – просто немного поговорим…

– О чем? – удивленно спросил он.

Его потемневшие глаза горели, на шее пульсировала жилка, рубашка взмокла и прилипла к груди, обрисовывая рельеф накачанных мышц. Рука чуть подрагивала, когда он разливал пенящийся напиток по бокалам.

– Так о чем ты хочешь поговорить? – переспросил он.

– Да так… – я неопределенно пожала плечами, – просто поболтать о чем-нибудь. О жизни… Ты собираешься куда-нибудь поступать этим летом?

– Зачем? – поскучнел Артем. – Я и так могу зарабатывать деньги, помогая отцу в бизнесе. Кстати, ты права, пора подумать об этом. Он вечно меня достает за то, что я трачу его бабки. Займусь чем-нибудь… С осени. А летом рванем вместе подальше? – Его глаза снова возбужденно заблестели.

– Посмотрим. До лета надо дожить, – уклончиво ответила я. – Не люблю строить грандиозные планы на полвека вперед.

– Сашуля, какой-то разговор у нас чересчур серьезный…

Артем положил ладонь на мою руку, приблизил лицо, скользнул губами по щеке, переходя на взволнованный полушепот.

– Ты очень красивая… Иди-ка сюда… – Артем решительно забрал у меня бокал, поставил на стол, подхватил меня на руки, перенес на предусмотрительно разобранный диван и принялся осыпать мокрыми горячечными поцелуями, попутно возясь с застежками на блузке. Почему у него влажные руки?

Неужели такие руки у всех мужчин? Это и есть прелюдия к хваленому сексу, которым бредит Крис? Господи, скорей бы все кончилось…

– Нет, – воскликнула я, вырываясь, – подожди!

Артем сидел на диване сердитый, растерянный, обескураженный.

– Ну чё опять не так? – глухо спросил он.

– Я не могу… – проговорила я, сжимаясь в комок. – Я не готова…

Артем поднялся, достал сигареты, дрожащими пальцами чиркнул зажигалкой, она не поддалась. Артем швырнул зажигалку и сигареты в угол, устремил на меня взгляд побитой собаки и жалобно проговорил:

– Зачем ты меня мучаешь, Саня? Если я тебе не нужен, скажи прямо.

Мне вдруг стало стыдно. Я почувствовала себя дурой и стервой, капризной и взбалмошной, которая в самом деле не знает, чего хочет. Мне стало жаль Артема, который, потратив на меня уйму времени и денег, вымаливает то, что другие, вроде Крис, щедро раздают направо и налево. Что я из себя строю? Зачем? Пора повзрослеть… Пора.

Я глубоко вздохнула, выдохнула, распрямилась:

– Я сама… Надеюсь, у тебя есть резинки? Ранняя беременность в мои планы не входит. – Я не узнавала собственного голоса, так неестественно он звучал.

Но Артем был опьянен желанием и не замечал фальши.

– Конечно! – захлебнулся он восторгом и поцеловал меня с таким жаром, что частица его пыла передалась мне, затрепетала внутри. Я подумала, возможно, впрямь все будет здорово, и обрадовалась этому приятному волнующему чувству. Все будет хорошо.

Почему-то мне казалось, что, когда ЭТО случится впервые, произойдет нечто фантастическое, как снег в июле, как радуга в ночи… И я воспарю высоко-высоко к вершинам неведомого блаженства… Однако чуда не случилось. Волшебные скрипки не запели. Сбивчивый шепот, жадные ладони, саднящая боль, быстрые нелепые телодвижения, холод снаружи и внутри, его глупый восторг, мое усталое разочарование, горячий душ как самая приятная часть романтического вечера. Избитое «Я тебя люблю» и банальное «Я тоже»… И это То Самое, что так красочно и вдохновенно воспевали сотни поколений поэтов?! То, ради чего убивали и складывали головы, предавали, интриговали, сходили с ума и продолжают делать это даже в наше циничное время? Боже, как глупо…