Как я уже говорил ранее, крах Enron пробудил во мне интерес к явлению корпоративного мошенничества, и он укреплялся с последующей волной скандалов, связанных с Kmart, WorldCom, Tyco, Halliburton, Bristol-Myers Squibb, Freddie Mac, Fannie Mae, финансовым кризисом 2008 года и, разумеется, деятельностью компании Bernard L. Madoff Investment Securities. Со стороны кажется, что число финансовых скандалов возрастает. Связано ли это с улучшением механизмов выявления нечестного и незаконного поведения? Или причина в том, что моральный компас вышел из строя и уровень нечестности действительно вырос? А может быть, мошенничество — это своего рода инфекционная болезнь, заражающая все больше игроков корпоративного мира?

Гора использованных бумажных салфеток рядом с моим соседом росла, а я задумался о том, можно ли заразиться «инфекцией аморальности». Если уровень нечестности в обществе действительно растет, значит ли это, что он распространяется подобно инфекции, вирусу или бактерии, передаваемым через наблюдение или прямой контакт? Есть ли связь между этим подобием инфекции и проявлениями обмана и нечестности, которые мы все чаще наблюдаем? И если связь существует, можно ли выявить «вирус» на ранних этапах и не дать ему причинить еще больший вред?

Эта идея показалась мне крайне интригующей. Добравшись до дома, я сразу же погрузился в поиски информации о бактериях и узнал, что их количество безгранично — живущих в наших телах, на них и вокруг. Я узнал, что до тех пор, пока количество вредоносных бактерий достаточно мало, мы легко справляемся с ними. Проблемы возникают, когда их становится так много, что это приводит к нарушению естественного баланса, или в случаях, когда особенно вредный штамм прорывается через оборонительную систему наших организмов.

Справедливости ради, едва ли я был первым, кто подумал об этой взаимосвязи. Реформаторы тюремной системы в XVIII и XIX веках верили, что преступники, как и больные, должны содержаться в отдельных и хорошо проветриваемых помещениях, чтобы избежать заражения. Разумеется, я не провожу настолько прямые аналогии. Маловероятно, что витающие в воздухе миазмы способны превратить обычных людей в преступников. Однако я подумал, что природный баланс социальной честности может быть нарушен, если мы находимся в непосредственной близости к мошеннику. Возможно, наблюдение за проявлениями нечестности людьми, находящимися рядом с нами, может оказаться более «заразным», чем в тех случаях, когда эти люди не оказываются в непосредственной близости к нам или не влияют на нашу жизнь. (Достаточно вспомнить лозунг антинаркотической кампании 1980-х: «Я научился этому, глядя на тебя». Реклама предупреждала: «У родителей, употребляющих наркотики, вырастут дети, также употребляющие наркотики».)

Не забывая о пришедшей в голову метафоре, я задался вопросом об интенсивности воздействия «инфекции» и о том, каким должен быть уровень мошенничества, чтобы пошатнуть нашу собственную систему координат. Когда мы видим коллегу, выносящего из офиса ручки и карандаши, приходит ли нам сразу же мысль о том, что это замечательная идея и нужно последовать его примеру? Думаю, нет. Как и в случае с ростом количества болезнетворных бактерий, процесс должен проходить по нарастающей, медленно и скрытно. Возможно, когда мы наблюдаем чей-то обман, микроскопическое впечатление остается внутри нас, и мы становимся чуточку хуже. В следующий раз, становясь свидетелями неэтичного поведения, мы наносим своей морали еще один удар и становимся все более уязвимыми по мере того, как растет количество воздействующих на нас «микробов аморальности».

* * *

Несколько лет назад я купил автомат по продаже напитков и порционных продуктов, подумав, что он будет интересным инструментом в экспериментах с ценообразованием и скидками. На протяжении нескольких недель мы с Ниной Мазар использовали аппарат для наблюдений за тем, что может произойти, если дать покупателям вероятностную, а не постоянную скидку. Мы загрузили в автомат упаковки с несколькими видами леденцов и настроили машину таким образом: некоторые леденцы можно было купить с 30 %-ной скидкой при обычной цене один доллар; приобретая другие, покупатели получали возможность поучаствовать в лотерее — у них был 70 %-ный шанс заплатить полную сумму (один доллар) и шанс 30 % получить все свои деньги обратно (то есть не заплатить ничего). Если вам интересны результаты эксперимента, сообщу: с помощью вероятностной скидки мы почти утроили обычные продажи. Использование вероятностной скидки — тема для отдельной беседы, а вот мысль о том, что покупатель может получить обратно свои деньги, привела нас к идее об изучении еще одного способа мошенничества.

Как-то утром я установил вендинговой автомат рядом с одним из учебных корпусов MIT, предварительно назначив нулевую цену на каждую упаковку леденцов. На информационной панели, обращенной к покупателям, по-прежнему было указано, что упаковка леденцов стоит 75 центов. После того как студенты кидали в аппарат монеты и делали выбор, машина выдавала леденцы и возвращала деньги. Мы также разместили на автомате хорошо заметное объявление с номером телефона, по которому нужно было позвонить в случае поломки устройства.

Неподалеку от автомата с ноутбуком на коленях расположилась наша ассистентка. Притворившись, что работает, она фиксировала действия людей после того, как те, немало удивившись, получали бесплатную упаковку леденцов. Наша помощница выявила два типа поведения. Во-первых, люди обычно брали по три упаковки конфет. Получив первую бесплатно, они хотели проверить, получится ли фокус во второй раз (разумеется, так и было). Многие переходили к третьей попытке. Больше трех раз не пробовал никто. Разумеется, покупатели вспоминали случаи из прошлого, когда машина, получив деньги, ничего не давала взамен: вероятно, они думали, что на этот раз им попался щедрый автомат, который пытается улучшить свою карму.

Второе, что мы обнаружили: более половины людей, получив конфеты бесплатно, начинали смотреть по сторонам в поисках друзей. Увидев знакомого, они приглашали его принять участие в аттракционе невиданной щедрости. Это заставило меня подозревать, что, когда мы занимаемся чем-то сомнительным, вовлечение в этот процесс друзей помогает нам оправдать собственные спорные поступки. Если друзья пересекают границу морали вместе с нами, не кажутся ли нам собственные действия более социально допустимыми? Возможно, я перегибаю палку с этим допущением, но нам действительно проще жить, когда наши поступки соответствуют социальным нормам тех, кто нас окружает.

После экспериментов с вендинговым автоматом я начал замечать проявления инфекционного характера мошенничества и в других местах, в том числе и в своем классе. Несколько лет назад в начале семестра я спросил у 500 студентов, посещавших мои занятия по поведенческой экономике, многие ли из них уверены в своей способности внимательно слушать лекцию, одновременно используя компьютеры для посторонних занятий (общение в Facebook, просмотр электронной почты и т. д.). К счастью, большинство из них ответили, что не в состоянии эффективно выполнять несколько действий одновременно (и это правда). Затем я спросил, у кого из них достаточно самоконтроля, чтобы не заглянуть в ноутбук, если он будет стоять перед ними открытым. Руки подняли считаные единицы.