И тут я оказался перед выбором: запретить использование компьютеров (которые, само собой, очень удобны для заметок) в моем классе или разрешить, но с ограничениями, позволяющими бороться с дефицитом самоконтроля. Как настоящий оптимист, я попросил студентов поднять правую руку и повторять за мной: «Я никогда, никогда, никогда не буду во время занятий использовать свой компьютер для посторонних дел, не связанных с обучением. Я не буду читать или отправлять электронные письма; не буду заходить в Facebook или другие социальные сети; не буду использовать интернет для поиска информации, не относящейся к этому учебному курсу».

Студенты повторили эти слова за мной, и я был очень доволен собой — как оказалось, недолго.

Время от времени я показываю своим студентам видеоматериалы, позволяющие проиллюстрировать мою мысль, изменить динамику занятия и переключить внимание аудитории. Обычно в таких случаях я иду к задним рядам и смотрю видео вместе со студентами. Такая позиция, помимо прочего, позволяет мне видеть изображения на экранах студенческих компьютеров. В течение первых недель семестра на мониторах были материалы, связанные с темой занятия. Но с течением времени на экранах, как грибы после дождя, стали появляться никак не связанные с учебным процессом картинки, лента новостей Facebook или окно программы для работы с электронной почтой.

Вспоминая об этом, я думаю, что одной из причин, заставивших студентов нарушить свои обещания, была темнота, сопровождавшая видеотрансляцию. Свет в помещении был выключен, и каждый раз, когда студент использовал ноутбук для посторонних занятий (пусть даже на одну минуту), это видели все. Очевидно, нарушение правил одним из них заставляло всех остальных тоже вести себя неправильно. Я обнаружил, что клятва помогала лишь в самом начале процесса, но оказалась недостаточно сильной для того, чтобы противостоять социальным нормам, сформировавшимся после наблюдения за неправильным поведением других[32].

Выводы о причинах нечестного поведения студентов и размышления о природе социальной инфекции, которым я предавался на высоте 10 000 метров, были, конечно, лишь догадками. Чтобы получить более обоснованное представление о заразном характере мошенничества, мы с Франческой Джино и Шахаром Айялом (преподавателем Междисциплинарного центра в Израиле) решили провести несколько экспериментов в Университете Карнеги‒Меллона, где в то время работала Франческа. Мы предложили участникам пройти матричный тест (в упрощенной версии) в условиях, которые сильно отличались от стандартных. Вместе с листом бумаги, на котором были нарисованы матрицы, участнику вручали конверт с 10 долларами (восемь банкнот по одному доллару и четыре монеты по 0,5 доллара). Такое изменение в процедуре оплаты означало следующее: по окончании эксперимента участники должны были забрать причитающуюся им сумму, оставив в конверте то, что не заработали.

Участники контрольной группе, у которых не было возможности мошенничать, по истечении времени тестирования подсчитывали количество правильно решенных матричных задач и брали из конверта причитавшуюся им сумму. Затем они передавали лист с решениями и конверт с оставшейся суммой наблюдателю: тот проверял ответы, пересчитывал деньги в конверте и отпускал студента с его заработком восвояси. Пока все шло нормально.

Участники эксперимента «с уничтожением» получали другие инструкции. Инструктор говорил: «Подсчитав правильные ответы, уничтожьте лист с записями, вернитесь на место и возьмите из конверта заработанную сумму. После этого можете быть свободны. На выходе положите конверт с оставшимися деньгами в ящик у двери». Затем он давал команду начать работу над тестом и погружался в чтение книги (демонстрируя тем самым, что за испытуемыми никто не наблюдает). Через пять минут он объявлял, что время истекло. Студенты откладывали карандаши, подсчитывали количество правильных ответов, уничтожали лист с записями, брали деньги и выходили из комнаты, бросив конверт с оставшейся суммой в ящик у двери. Мы не сильно удивились, когда обнаружили, что участники эксперимента «с уничтожением» заявили о большем количестве решенных задач, чем студенты контрольной группы.

Этот тест стал отправной точкой для следующего эксперимента, результаты которого интересовали нас куда больше: мы хотели изучить социальный компонент мошенничества. Мы снова обратились к группе, действовавшей в условии «с уничтожением» (то есть имевшей возможность подтасовать результаты), но добавили социальный элемент. Что, если бы наши участники могли наблюдать за кем-то, беззастенчиво мошенничающим у них на глазах? Эдаким потенциальным Берни Мейдоффом?[33] Стали бы они сами мошенничать в большей степени?

Представьте, что вы — участник этого эксперимента. Вы сидите за столом и слушаете инструкции. Наконец звучит команда: «Приступайте!» Вы погружаетесь в работу, пытаясь решить как можно больше задач и получить как можно больше денег. Проходит минута, а вы еще бьетесь над первой матрицей. Часы тикают.

Один из участников, высокий худой блондин, встает и произносит, глядя на инструктора: «Я закончил. Что мне делать дальше?»

«Невозможно, — думаете вы. — Я даже одну задачу не решил!» Остальные участники тоже смотрят на молодого человека с недоверием. Очевидно, он блефует. Никто не может решить 20 матричных задач менее чем за минуту.

«Уничтожьте свой лист с ответами», — говорит инструктор. Парень так и поступает, а затем спрашивает: «Я решил все задачи, поэтому мой конверт для денег пуст. Что мне с ним делать?»

«Если возвращать нечего, — бесстрастно отвечает экспериментатор, — положите пустой конверт в ящик и можете идти». Студент благодарит, машет всем рукой и выходит из комнаты с улыбкой на лице и полным карманом денег. Какой была бы ваша реакция, доведись вам наблюдать эту сцену? Вы будете возмущены тем, что парень явно смошенничал и ушел безнаказанным? Измените собственное моральное поведение? Станете мошенничать больше или меньше?

Возможно, вам будет немного легче смириться с этой картиной, если я скажу, что роль беззастенчивого мошенника сыграл студент по имени Дэвид, которого мы наняли специально. Мы хотели выяснить, приведет ли наблюдение за возмутительным поведением Дэвида к тому, что участники последуют его примеру, подхватив «вирус аморальности», и сами начнут мошенничать.

Вот что мы обнаружили. Участники из группы с «условием Мейдоффа» заявили о решении в среднем 15 из 20 задачек, что было на восемь матриц больше, чем у контрольной группы, и на три матрицы больше, чем у группы «с уничтожением». Короче говоря, участники эксперимента с «условием Мейдоффа» платили себе примерно в два раза больше, чем им причиталось.