В знак покорности карлик склонился низко-низко, едва ли не распластываясь по полу. Тонкие губы Королевы на мгновение тронула улыбка снисходительного удовлетворения.

– Итак, Нэд Гамильтон не должен умереть. Я хочу видеть его здесь живым и здоровым. Первой необходимо убить девчонку, она слишком часто встает наперекор моей воле. Вторым умрет Воин. Что бы там ни наговорил про него ты, что бы ни напридумывал мой сын, ясно одно: этот человек слишком непредсказуем, чтобы жить. Как и где они погибнут – мне все равно. Но я хочу, чтобы ты накрепко запомнил: рыцарь ляжет к моим ногам живым! Смерть – это слишком просто. У меня появились на него иные виды…

* * *

Рыжий рыцарь бросил в сторону друга взгляд, полный отчаяния. Стихи у него, конечно, были. Дневник Нэда Гамильтона, кроме путевых заметок и литературных отступлений, грешил и десятком вольных сонетов и неоконченных баллад. Крестоносец, краснея, полез за пазуху, лихорадочно пытаясь извлечь из-под туники, кольчуги, верхней и нижней рубахи потрепанную тетрадь в кожаном переплете. Поэты недовольно заворчали, задержка чтения нарушала всю церемонию Махаматры. Положение изволил спасти благородный сэр Люстрицкий. Деликатнейше шагнув вперед, он изящно откашлялся, поклонился выглядывающей из-за занавеса ножке и хорошо поставленным фальцетом выдал:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Когда он закончил, в зале повисла недоуменная тишина. Потом грянул гром! В смысле – шквал! Шум, свист, крики, топанье ногами, вопли и слюни во все стороны – возмущению поэтов не было предела. Рыжий рыцарь прикрыл собой перепуганного друга, которого уже были готовы разорвать на куски за «идолопоклонническую приверженность к устаревшим традициям»! Нэд Гамильтон почти до половины вытащил меч из ножен, потому что не видел иной возможности остановить безумцев, когда голос из-за занавеса заставил поэтов заткнуться. Как всегда, Илона орала отменно:

– Всем – цыц!!! Валерыч, если это ты, то прими мое большое русское мерси. Кто там следующий? Пусть тоже Пушкина почитает, а то косею я от этого авангарда.

Поскольку взоры всех присутствующих однозначно уперлись в рыжего рыцаря, Нэд понял, что дальнейшая судьба «спасения дамы» зависит исключительно от него. Прочти он сейчас нечто подобное предыдущему, и кровопролития не миновать. Молодой человек вздохнул, перекрестился и начал:

Рыдающим веслом скользя по мути моря,

Где берег от песка

Скрипит

Во время пищи…

Вдыхаю напролом зеленую печенку

Фламинго,

Что застрял в бледнеющем позыве!

А запах…

Никогда, слезливый нос собачий,

Вот так не подражал пронырливой свирели…

О Пан!

О Лебеда!

О злачный привкус Слова!

Невеста, поспеши!

Пророк изрыл простынку,

А я еще стою

В доверчивой свинарне… Но близок, узок час.

Люстрицкий на исходе!

Внемли стихам моим и выдворись наружу!

Зал взорвался аплодисментами! Такого успеха не добивался еще никто. Рыжий рыцарь, то краснея, то бледнея, отступил в сторону, давая место следующему претенденту. Из-за занавеса, наоборот, не доносилось ни звука, только выдвинутая вперед ножка Благословенной Невесты дрожала мелкой дрожью.

– Милый Нэд, вы были великолепны! – едва не рыдая от умиления, подскочил Валера. – Это нечто! Вы одним махом перекрыли все достижения сюра, сразили конформистов, заново перекроили футуризм и внесли новую струю в реку русской «зауми». Я не нахожу слов…

– Заткнитесь, дорогой друг, – не поднимая глаз, едва слышно процедил сэр Гамильтон-младший, – или я вас задушу!

Как вы заметили, он изо всех сил старался складывать слова так, чтобы они взаимоуничтожали друг друга. Он думал, что, услышав этот явный бред сумасшедшего, поэты хоть на мгновение задумаются об истинной природе собственного творчества. Он хотел посмеяться им в лицо, доказать, как легко и высокопарно можно нести всякую чушь, не имеющую ничего общего с Поэзией. Ради этого он перешагнул через самого себя, предал свою Музу, совершил страшный грех, ибо если слово было от Бога, то Господь наверняка не осквернял уст такими «стихами». Увы… ирония самопожертвования не была оценена. Ее даже не заметили. Певцы стиля Вшивамбапшипутры одержали несомненную победу, признав Нэда Гамильтона лучшим среди равных. Рыжий рыцарь впервые задумался о самоубийстве.

Последний претендент сделал шаг вперед и замер в выжидающей позе. Поэты не сводили с Нэда завистливых взглядов. Валера изображал глубокую обиду, старательно симулируя резкий сердечный приступ. Илона по-прежнему не отзывалась, никак не отреагировав на призыв «выдвориться наружу». Дальнейшие события напоминали сцену из фантастического боевика. Нэд вряд ли смог объяснить, почему он бросился вперед. Лицо последнего поэта на мгновение исказила звериная радость, тонкие пальцы сомкнулись на лодыжке выставленной ножки, блеснули крепкие зубы и… лязгнув, сомкнулись на запястье рыжего рыцаря! Силу челюстей Нэд ощутил даже через кольчужную рубашку. Дальше начался полный дурдом! Илона, выдергивая ногу, окончательно запуталась в занавесе и с помощью сердобольных дочерей «Обновленного Мира» таки рухнула, завернувшись в занавес с головой. Валера Люстрицкий подхватил ближайшую коробку с неизвестно чьим подарком и начал гвоздить агрессивного поэта по голове. Тот наконец разжал зубы, выплюнул четыре из них на пол и возмущенно взвыл:

– Нефейные скоты! Феликий Анубис покаяет фас за то, что фы посмели пъятифиться его жъецу!

– Аршубанапул! – тут же прозрел бывший крестоносец, хватаясь за меч.

– Враги в зале Махаматры! – заорали все прочие, и в помещении началась давка.

Нэд грозно размахивал мечом, но ловкий жрец, меняющий тела, затерялся в толпе одинаково одетых людей. Под огромным занавесом копошилось пять душ, после секундной заминки Нэд бросился туда, откуда придушенно доносилось поясняющее «Не-в-тую-дугу-туда-блин!» Он уже вспорол бархат и поймал Илону за руку, когда вынырнувшие девицы, увидев его, завизжали, как ошпаренные кошки:

– Покушение на Благословенную-у-у!!!

Крестоносец вырвал из объятий тяжелого занавеса рычащую леди Щербатову и, забросив ее на плечо, ломанулся к выходу. Валера, неприлично хихикая, подпрыгивал следом. Двое храбрецов в белом с изогнутыми мечами попытались их задержать, но, встретившись с холодным взглядом рыжего рыцаря, мгновенно уступили дорогу. У парадных дверей вообще была натуральная паника. Молодые парни и девчата с воем метались во все стороны, сбивая друг друга. Толпа была неуправляема, и четверо людей в железных масках, раздавая удары направо-налево, безуспешно пытались навести хотя бы подобие порядка. Расталкивая детей «Обновленного Мира» рукоятью меча (а иногда и Илониными ногами), Нэд пробивался вперед. Его заметили. Кто-то из «железных масок» завопил в голос, тыча в его сторону пальцем. Стало ясно, что без боя им не уйти. Рыцарь вздохнул, остановил заигравшегося Валеру и опустил Илону на пол.