Однако ему не удалось развеселить жену. Она нахмурилась и пробормотала:

— Но мне показалось, что стрельба из мушкетов не являлась частью обычного ритуала..

— Да, верно. Это стало сюрпризом для всех, уверяю тебя. И сдается мне, что эта стрельба ознаменовала последнее для Монтегю участие в выборах. Одно дело — зажигательные речи, совсем другое — пальба на запруженной людьми площади. — Тоби сокрушенно покачал головой. — Ума не приложу, ради чего старый дурак теперь будет жить. Знаешь, мне тоже его жаль. Ведь на наших глазах произошла трагедия.

Изабель решительно возразила:

— Нет-нет, трагедия в том, что над старым почтенным человеком потешается вся округа. Если у него, как ты говоришь, что-то не то с головой, то его следовало бы жалеть и защищать, а не делать из него шута каждые четыре года. — От волнения Изабель заговорила с акцентом, речь ее стала отрывистой. — Безумие не может быть поводом для шуток.

Тоби не очень-то понимал, почему Изабель так яростно защищала старика Монтегю, защищала так, словно у нее имелись для этого личные причины. Но тут он вспомнил про ее мать и мысленно отругал себя за недомыслие.

— Ах, дорогая, прости… Я совсем забыл о болезни твоей матери. — Бел попыталась высвободить руку, но он покрепче сжал ее пальцы. — Прости меня, пожалуйста, я не хотел…

— Откуда ты знаешь о болезни моей матери? — перебила она.

— Грей сказал. Еще до того, как мы поженились.

— Правда?

Тоби кивнул.

— И это тебя нисколько не насторожило? — удивилась Изабель.

— Почему меня должно было насторожить то, что твоя мать заболела воспалением мозга?

Бел с удивлением уставилась на мужа:

— Но, Тоби, это же очевидно… моя мать сошла с ума. Никто не хочет иметь супругу, в роду которой есть безумцы. — Она потупилась и тихо сказала: — Конечно, мне самой следовало тебе об этом сказать, но я подумала, что ты…

— Ты побоялась, что я передумаю?

Она молча кивнула.

Тоби привлек жену к себе и обнял за талию. Он не знал, какими словами ее поддержать. Он мог бы сказать ей, что безумие ее матери — сущая мелочь по сравнению со всеми прочими доводами, свидетельствовавшими против такого брака. Он мог бы напомнить ей, что Грей, хотя и получил рыцарство, в глазах света оставался безродным выскочкой, сколотившим состояние на убийствах и грабежах. Он мог бы напомнить ей, что ее второй сводный брат — такой же ублюдок, как и Грей. Более того, женой Грея стала женщина, которая год назад сбежала от него, Тоби. Сбежала из-под венца. Следовательно, тот факт, что мать Изабель едва осталась жива после тропической лихорадки и навсегда повредилась рассудком, уже мало что значил. Но Тоби резонно рассудил, что сейчас было бы глупо говорить обо всем этом. Ласково улыбнувшись жене, он сказал:

— Дорогая, уверяю тебя, что состояние твоей матери не заставило меня ни на мгновение поколебаться с выбором. В каждой семье в том или ином смысле присутствует безумие. Если ты думаешь, что в моей семье его нет, то… Впрочем, ты еще не очень хорошо знаешь мою сестру Фанни, не так ли?

Изабель заставила себя улыбнуться:

— Да, не очень хорошо. И знаешь… — Она немного помолчала. — Иногда я спрашиваю себя, на самом ли деле моя мать повредилась рассудком. Возможно, она просто рассердилась на отца. Я уверена, что сердце ее было разбито. Она любила моего отца, а он…

Изабель снова умолкла, и Тоби уже решил, что она так и не заговорит. Но через несколько минут Бел наконец продолжила свой рассказ:

— Как бы то ни было, моя мать не соглашалась с докторами и вовсе не считала, что сошла с ума. А если и сошла, то не от воспаления мозга.

— Но безумцы никогда не признают себя безумными, — заметил Тоби. — Думаешь, полковник Монтегю верит в то, что он сумасшедший?

— Полагаю, что нет. — Бел снова нахмурилась.

— Разумеется, он в это не верит, — продолжал Тоби. — Если бы верил, то разве стал бы выдвигать свою кандидатуру на выборах? В том-то и состоит парадокс: если ты считаешь себя безумцем, значит, ты вовсе не безумен.

— Но это же бессмыслица… — пробормотала Бел в растерянности.

— Именно так, — кивнул Тоби. — А вот племянники Монтегю не понимают, насколько серьезно он болен. Или делают вид, что не понимают. В противном случае они бы не стали выставлять его сегодня на посмешище. Нос другой стороны, людям свойственно до последнего мгновения не замечать тревожных симптомов, когда беда случается с теми, кого они любят. Любовь делает их слепыми. Любовь сама по себе — одна из форм безумия.

— Моя мама тоже так говорила, — прошептала Бел. Какое-то время они шли молча. Когда же вошли в березовую рощу, она вдруг спросила:

— Но, что же теперь будет? Что будет с выборами?

— Полагаю, что Колин Брукс… — Тоби пнул ногой камешек. — Я думаю, что Колин, ну тот, кто контролировал проведение выборов…

— Тот мужчина в ужасном желтом сюртуке?

— Да, он самый. — Тоби засмеялся. — Так вот, он должен установить дату голосования. Скорее всего голосование начнется через несколько дней. Каждый день будут звучать речи и проводиться дебаты. И каждый день к вечеру будут подсчитывать голоса. Когда же один из кандидатов получит явное большинство, голосование прекратят.

— Я не хочу туда возвращаться, — сказала Бел, зябко поежившись.

— Я и не позволю тебе вернуться. Не позволил бы даже в том случае, если бы ты очень этого захотела. Да и мне ни к чему туда возвращаться. Некоторые кандидаты полностью устраняются от проведения кампании и предоставляют своим представителям говорить за них.

— Но ты должен сам проводить свою кампанию! — возразила Бел. — Ты должен выступать в дебатах. Как по-другому убедить избирателей отдать свои голоса за тебя? Сегодня у тебя так и не получилось обратиться к ним с речью. Хотя, если подумать… Знаешь, если твой героизм — когда ты остановил лошадей — не убедит их в том, что ты самый достойный из претендентов, то тогда я даже не знаю, что еще может их убедить… Когда ты бросился наперерез экипажу…

— Не стоит об этом, — перебил Тоби, притворившись скромником. — Я ничего особенного не сделал. Мне было не так уж трудно остановить упряжку.

— Но, Тоби, ты был великолепен. А я так испугалась… О, я была уверена, что лошади тебя затопчут! — Она прижалась к мужу и, положив голову ему на плечо, прошептала: — Спасибо тебе, Тоби.

— Дорогая, весь фокус в том, чтобы правильно рассчитать время. И благодарить за наше спасение следовало бы мистера Йорка. Если бы не он, я бы никогда не освоил этот маневр.

— Правда?

— Сущая правда. Видишь ли, когда-то моя мать запрещала мне разучивать подобные трюки. Говорила, что я сверну себе шею. И совершенно естественно, что Йорк стал поощрять меня — назло ей. Почти все свое четырнадцатое лето я провел на восточном пастбище — там и практиковался. На то, чтобы добиться результата, у меня ушла не одна неделя, но в конце концов я своего добился.