Все шестеро солдат из эскорта находились в поле зрения — кто ближе, кто дальше. Двое центральных ушли вперед, двое крайних изредка пропадали за боковыми рамками экрана, а те двое, что между боковыми и крайними, виделись наиболее четко.

Изредка кто-то один из передних вскидывал руку со сжатым кулаком, и тогда все остальные, включая и вездеход, замирали. Чаще всего после этого приходилось немного менять курс. «Наверное, обходим стороной аномалии», — догадался Сиверцев.

Примерно через четверть часа левый инсайд, не сбавляя шагу, пальнул куда-то влево и вперед. На экране тотчас выделился зеленоватой угловой рамкой маленький прямоугольничек, укрупнился вместе с изображением до размеров раскрытой книги и плавно переместился в левый верхний угол панорамника. Экранчик показывал, как кто-то темный и вроде бы косматый во все четыре лапы улепетывает прочь от трассы вездехода. Когда движение в левом верхнем углу стало практически неразличимым, дополнительный экранчик под короткий предупредительный зуммер исчез.

Было отчетливо видно, что сталкеры и вездеход передвигаются не по целине — следы гусениц виднелись и справа, и слева, и непосредственно на курсе, но наезженной дорогой назвать все это язык не поворачивался. Скорее всего была выделена довольно широкая полоса, шириной с пару футбольных полей, в пределах которой обычно и перемещались научные миссии и их караваны.

Коля-химик давно уже пересел на освободившиеся мордоворотские места. На экран он тоже поглядывал, но лишь изредка. Больше внимания уделял планшетнику, который держал в левой руке. Правой он водил по тачскрину — работал, наверное. Тараненко на него одобрительно косился.

«А мне чего делать? — подумал Сиверцев чуточку растерянно. — Я и обязанностей-то своих не знаю».

Наверное, Сиверцева выдало лицо — Тараненко почти тотчас же встал, уцепился за поручень под потолком и приблизился. Ваня ожидал, что шеф просто сядет рядом, однако тот повелительно дернул головой в сторону самой задней лавки, у двери в грузовой отсек.

— Пойдем посекретничаем, — произнес он ровно и довольно громко.

Сиверцев послушно встал, в свою очередь глянув в сторону остающихся ближе к кабине спутников — все делали вид, будто поглощены собственными делами.

У переборки грузового отсека гул двигателей звучал немного громче, и Тараненко это, несомненно, знал. Демонстрируя открытость (у меня от своих секретов нет), Максим тем не менее предпочитал лишнего не болтать. Сиверцев это отметил.

— Ну как тебе, Ваня, в Зоне? — спросил Тараненко с дежурной полуулыбкой.

Сиверцев неопределенно пожал плечами:

— Пока никак. Я пока не в Зоне, а в вездеходе.

Тараненко понимающе хмыкнул:

— Остришь… Учти, наедем на аномалию — она тоже будет в вездеходе. Мало не покажется.

— Я догадываюсь, — сказал Сиверцев. — Но все равно думаю, что сначала по Зоне надо пройтись пару километров ногами, прежде чем заявлять: «Я там был!».

Тараненко несколько раз кивнул:

— Ты прав, Ваня. Ты совершенно прав. Только я бы пару километров заменил на пару сотен километров. Пара километров это ничто, это тьфу. Даже одиночки перворазники чаще всего проходят гораздо больше. Но вообще похвальная рассудительность, могу со знанием дела сказать: не все новички такие. Самоуверенных больше.

Тараненко протяжно вздохнул и прекратил философствовать:

— Ладно, к делу: тебе небось интересно, куда идем, зачем идем, и главное — какова во всем этом лично твоя роль? Можешь не отвечать, вижу, что интересно. Рассказываю. В целом, увы, рутина: везем на нашу базу, на южный Агропром, всякую всячину — сменное оборудование, расходники, почту… Что смотришь? Да, да, бумажная почта, она до сих пор существует, ее мы и возим, больше некому. Да, троих вахтовиков сменного персонала тоже везем. Вон сидят — пан Ховрин, Петрович и Коля Бортко. На Агропроме заберем образцы, обратку… в смысле — оборотные материалы и фурнитуру. Ну, там, пустые кассеты, отработанные аптечки, разряженные батареи и все такое. И троих сменяющихся вахтовиков, опять же. Потом заглянем на полевые посты между Агропромом и Янтарем, примерно с теми же целями, и всё, назад. На самой границе задержимся, постоим. Точно не знаю, но денька два-три — как пить дать. Так что миссия у нас, Ваня, больше не научная, а снабженческая, увы. Я тебе уже говорил — стал администратором, чтоб его…

Тараненко вздохнул и ненадолго умолк, наверное, вспомнил прежние, сугубо исследовательские времена. Сиверцев тактично молчал, ожидая продолжения.

— Н-да. Ну да бог с ним, давай о тебе. — Тараненко встрепенулся, словно воробей после сна. — Никаких особых задач по основной специальности у тебя в этот раз не будет. Главная твоя, Ваня, задача — пообтереться, понюхать Зону, вдохнуть ее воздуха. Узнать, с какого конца за дробовик берутся. Ну и подай-принеси-подержи тоже, уж не обессудь. Казенный хлеб отрабатывают и так. В общем, смотри, запоминай, привыкай и все такое. Уразумел?

— Уразумел, — вздохнул Сиверцев. — Чего уж тут разуметь…

Про себя он подумал: «Надо же, какие схожие задания! Для Покатилова — смотреть и запоминать, для Тараненко — смотреть и привыкать… Как-то уж больно параллельненько! И еще — не далее как вчера Покатилов прозрачно намекал, что Тараненко мне всего не расскажет. Да и сам, понятное дело, рассказал далеко не все. Нынешний шеф с Покатиловым — или компаньоны, или конкуренты, притворяющиеся компаньонами, это неоспоримый факт. И если второе, многое стараются друг от друга скрыть. А между молотом и наковальней — ты, Ваня».

Сиверцев обычно хорошо чувствовал, когда его пытаются использовать, даже если по мелочи. Сейчас об этом вопило все его естество. А когда тебя пытаются использовать сразу двое, причем люди довольно могущественные, да ещё каждый примерно одним и тем же манером… Как там в старом фильме? Голоса с разных сторон: «Эй, Труффальдино! Эй, Труффальдино!». И мечущийся между дверьми слуга, не знающий, к которому из хозяев бежать в первую очередь.

Самое парадоксальное, что Сиверцев толком и не понимал, как оказался в подобной ситуации — то ли слуга двух господ, то ли буриданов осёл. Мистика какая-то. Четыре года возился с пробирками в пыльной лаборатории, и хоть бы что. А потом — трах! Бах! Сидит в Зоне с дробовиком между колен и думает, как бы половчее вписаться в интересы людей, к которым раньше и подойти боялся. И еще — не сию минуту ведь он это сообразил, размышлял уже и о молоте, и о наковальне, и о том, что жизнь как-то уж слишком резко изменилась. Вроде бы самое время одуматься, и из трясины — да на сухую землю, ан нет: с каждым днем перемены все круче. Вроде сначала безобидненько все рассказал Покатилову о монстрах, подвел, так сказать, научную базу под бандитские расклады. Потом как-то незаметно подслушал то, подсмотрел это — и опять же к Покатилову на отчет. Потом с Тараненко полюбезничал и по первому зову перебежал в его стан, даже не пикнул. И финита! Вот Зона, вот дробовик. А завтра? Что завтра, а, Ваня Сиверцев? Затянет на самое дно, откуда уже не выплыть?