— Что значит «извините»? — повысил голос Иванов. — Вы должны требовать при посадке предъявление паспорта! Посадочный талон заполняется в кассе со слов покупателя. который может назвать любые имя и фамилию! А если в талоне будет написано «Государь Император», то вы так и запишите в своей «судовой росписи», что дескать, Государь Император изволил плыть на вашем корабле? Бар — р–р — дак!

С досады Агафон ударил кулаком по столу. Лоб управляющего покрылся испариной, а щёки и подбородок пошли пятнами. Господин Кейтель не знал, что именно случилось, но уже понял, что над его компанией сгущаются тучи.

Сыщики поднялись со своих мест. Владислав Гаевский, свирепо покосившись на управляющего, мрачно прогворил:

— «Судовую роспись» беречь как зеницу ока. И упаси вас Бог что — то в ней исправить после нашего ухода! Скоро её затребует прокуратура окружного суда, так что будьте готовы предоставить по первому требованию…

Сыскные агенты вышли на улицу, синхронно посмотрели на небо, где собирались тучи первой весенней грозы.

— Куда поедем? К Путилину или Эггле? — спросил Гаевский.

В кабинете Ивана Дмитриевича Путилина явственно чувствовалось напряжение. Казалось, им заряжен сам воздух помещения; оно ощущалось в позах присутствующих, в том как они разговаривали. Начальник Сыскной полиции Путилин и товарищ прокурора окружного суда Эггле заслушивали рассказ сыскных агентов Иванова и Гаевского о результатах их розысков; то, что они говорили во многом меняло прежние выводы следствия.

— Аркадий Штромм действительно отсутствовал в Петербурге с двадцатого апреля, — говорил Гаевский. — И он на самом деле вернулся в город двадцать четвёртого числа. Но не в двенадцатом часу дня, а без десяти минут шесть утра. Он приехал ревельским поездом, спокойно позавтракал и уже около половины девятого находился возле «яковлевки». Он дождался ухода Толпыгиной, спокойно вошёл в квартиру Мелешевич. У хозяйки не было оснований его не пустить. Он убил сначала хозяйку, а затем и вернувшуюся прислугу, но появление Волкова смешало его планы. Штромм покинул квартиру, захватив одну из двух связок ключей, висевших там на гвозде на кухне. А в одиннадцать часов десять минут в Петербурге появился его младший брат Александр, приплывший на корабле «Рижской пароходной компании».

— Важно подчеркнуть, — вмешался Иванов, — что на судах «Рижской пароходной компании» весьма нестрого подходят к контролю документов при посадке: смотрят только билет, а ведомость заполняется лишь на основании данных посадочного талона. Инициалы братьев одинаковы — «Штромм А. В.» — кроме того, они весьма схожи внешне, что очень хорошо видно по этому фотопортрету.

Иванов выложил перед Эггле карточку в рамке и товарищ прокурора принялся внимательно её рассматривать.

— Я, кажется, понима, — пробормотал он. — Младший брат сыграл на корабле роль старшего, фактически обеспечив тому железное alibi.

— Если при посадке паспорт Штромма не потребовали, — вмешался Путилин, — то сделать это было совсем несложно. Скорее всего, младший брат не ходил в ресторан, а заказывал еду в каюту, стало быть, в ресторане его не видели. Гулять он, скорее всего, тоже не выходил, так что и пассажиры его не заметили. При посадке и высадке вахтенный офицер его особенно не рассматривал и вряд ли очень уж хорошо запомнил. Так что никто с уверенностью нам не скажет, какой же именно из братьев плыл на пароходе — старший или младший.

— Но при этом, я уверен, Аркадия Штромма вахтенный на опознании твёрдо узнает, поскольку братья весьма схож. — заметил Гаевский. — Волосы светлые, нос прямой средней длины, усов — бороды нет, роста примерно одинакового… запросто спутать.

— Вот и я о том же! — вздохнул Путилин. — Но нас спасает опознание Штромма домоправителем.

— Да, опознание Штромма Анисимовым очень вАжно, но переоценивать его не следует, — заметил Эггле. — Надо искать улики, твёрдо привязывающие Аркадия Штромма к убийству по месту и времени. Хочу сообщить вам сведения, которых вы ещё, полагаю, не занете. Изучением деловых записей убитой Александры Васильевны Мелешевич установлено, что на день смерти она имела на руках значительное число ценных бумаг. Записи Мелешевич весьма подробны и точны, она имела привычку фиксировать даже номера облигаций и крупных кредитных билетов. Привычка, конечно, весьма провинциальная, но в данном случае себя оправдавшая; благодаря этим записям мы точно знаем, что убийца добрался — таки до ценных бумаг Мелешевич, которые, видимо, хранились в письменном столе, а не в тайниках.

— И о каких же ценных бумагах идёт речь? — уточнил Путилин.

— Из дома покойной пропали двадцать восемь консолидированных казначейских облигации номиналом сто британских фунтов каждая. Также пропали сорок четыре облигации «Учётно — ссудного банка» номиналом пятьсот рублей каждая. Пропали и облигации «Петербургского международного банка» в количестве шестнадцать штук на тысячу рублей каждая. Суммарная стоимость этих бумаг простирается до семидесяти тысяч рублей серебром. Для нас важно следующее: во — первых, номера пропавших облигаций нам известны, во — вторых, все эти облигации являются купонными, а это значит, что преступник в какой — то момент времени предпримет попытку получить по ним доход, обратив купоны к погашению. Далее… Для разбора оставшейся после Александры Васильевны Мелешевич коллекции древнеегипетских драгоценностей и утвари я пригласил старших хранителей эрмитажной Галереи драгоценностей Кондакова и Кизерицкого. В своей работе они руководствовались описью, найденной в столе убитой. Так вот выяснилось, что исчез предмет, стоявший на полке в одном из двух шкафоф с египетскими древностями.

— Что это за предмет? — спросил Путилин.

— Это статуэтка богини Таурт из чёрного диорита. Высота её два вершка с четвертью, она, по — видимому, изображала мифическое животное: гиппопотам с ногами льва и хвостом крокодила. Как сказали эксперты из Эрмитажа, часто это животное изображалось стоящим на задних лапах. О ценности статуэтки судить можно только предположительно. Но видимо, она всё же весьма ценна. Сейчас во всём мире интерес к Древнему Египту исключительно велик. В особенности к изделиям из диорита.

— Почему? — не понял Путилин.

— Совсем недавно английский исследователь Уильям Флиндерс Питри доказал, что египтяне использовали совершенно неведомую нам технику обработки каменных изделий вообще и изделий из диорита в частности. Сам я не специалист, как вы понимаете, но из рассказов Кондакова и Кизерицкого понял, что например, для изготовления гранитного саркофага египтяне пользовались цельной пилой с длиной полотна более девяти футов, причём вместо зубьев в пилу были вставлены алмазы. Даже сейчас, в последней четверти девятнадцатого века, таких пил не существует. А чёрный диорит, из которого была изготовлена украденная у Барклай статуэтка, вообще является одним из прочнейших минералов в мире, куда прочнее гранита и мрамора. Для его сверления требовалось приложить нагрузку на сверло более двухсот пудов. Вы можете представить себе такой камнерезный станок? А отшлифовать диорит при современном уровне техники вообще невозможно. Вот так — то! Так что вещица эта в высшей степени необычная и, скорее всего, весьма дорогая.