и вернулась в кухню. Она посмотрела на часы. До возвращения Гарика и дочери оставалось два часа. Она подумала о том, что нужно что-то приготовить на ужин… И надо было действительно придумать, что приготовить на ужин, но вместо этого она взяла телефон (тогда, в 2004 году у Маргариты Маноян еще не было сотового телефона) и позвонила:

– Привет. Это я. Узнал? Ты меня помнишь? Ты все еще один? Ты все еще любишь меня? Ты живешь там же? Ты дома? Я сейчас к тебе приеду…

Маргарите помешал покончить с собой солдат срочной службы Липарит Овсепян. Гарик же вместо того, чтобы действительно совершить самоубийство, занял деньги у своего школьного друга Мхо и сбежал в Москву, где и познакомился у общих знакомых с Надей. Она и погасила в течение месяца все его долги. В Москве ему, собственно, некуда было идти, негде было жить, и он остался у Нади, став ее любовником. В постели Надя была опытной, ненасытной, о чем Гарик, кстати, всегда мечтал. У нее была гладкая кожа изумительной белизны, стройные ножки и красивая грудь («Как виноградины», – любил он повторять, на что Надя хохоча всегда отвечала: «Где ты видел виноградину такого размера?!»). Ему нравилась ее ненасытность и осознание того, что этот вулкан, который спал много лет – Надя развелась пять лет назад, и у нее до Гарика никого не было, – разбудил именно он. Гарик об этом тоже думал, когда оставался один в Надиной квартире и ходил из одного угла комнаты в другой. И еще он часто вспоминал свою первую встречу с ней, у тех общих знакомых, и думал, что он ее в тот день на эту вечеринку послал сам Бог. И Великое Изобретение через Надю ему заказал тоже именно Он. Вся прошлая жизнь казалась теперь Гарику ненастоящей, каким-то странным, нехорошим, необъяснимым сном. Маргарита, Мэрико, друзья, коллеги, враги – все теперь виделось сквозь туман, и Гарик даже спрашивал себя порой: «Неужели это все было со мной?»

Настоящими же были лишь Надя и Изобретение, которого еще не было…

В тот день – тот же седьмой год это был, только уже лето – Гарик написал Маргарите в скайп о том, что больше не вернется в Ереван, что просит у нее развода.

Гарик Гарибян: Я встретил другую женщину. Мы любим друг друга. А у тебя есть кто-то?

Маргарита Маноян: J J Как же Мэрико была права!))) Знаешь, Гарик, в нынешней ситуации это не важно. И не твое дело. Но раз уж ты спросил, то отвечу: я встречаюсь время от времени с одним человеком. Кстати, не забывай, что тебе уже пятьдесят. Ты там поосторожней. Ну, там сердце и так далее…

Гарик Гарибян: Ты с этим человеком познакомилась еще тогда, когда я был в Карабахе? Когда я был на войне?

Маргарита Маноян: Откуда ты знаешь?!

И Гарик тогда выключил скайп.

Он даже удивился: он ничего не почувствовал, узнав, что у Маргариты кто-то есть. Хотя нет, почувствовал: какое-то поразительно радостное чувство свободы. Не то что он особо терзался, живя с любовницей в Москве, но какое-то темное пятно, пятнышко все же давило на сердце. А вот теперь этого пятнышка не стало, и Гарик почувствовал себя окончательно освободившимся. Свое же Великое открытие Гарик все же сделал. И случилось это в марте 2008 года. После известий о крупнейшем с 1994 года столкновении между азербайджанской армией и Армией обороны Нагорно-Карабахской Республики. Суть открытия состояла в том, чтоб использовать сим-карты телефонов для летательных аппаратов, которые можно было использовать, скажем, в разведывательных целях. Аппарат свой Гарик назвал телекоптер. Когда он научился включать с помощью одного телефона другой телефон, все как-то само собой срослось и получилось. Осталось лишь завершить чертежи самого аппарата. Это был великий день! Идею телекоптера Гарик решил подарить родной Армении, о чем он и сообщил Наде в тот же день.

Надя? Что Надя? Она продала все, что имела в Москве, в том числе свой бизнес и квартиру, решив переехать вместе со своим мужчиной в Ереван и открыть винный ресторанчик.

– Да-да! Ты увидишь, как все будет замечательно! – уговаривала она Гарика, который все же был против окончательного переезда на родину.

Но Надя убедила его. И они переехали. И Надя открыла-таки ресторанчик на улице Республики в Ереване. А Гарик с того самого дня начал обивать пороги соответствующих структур, предлагая, объясняя и расхваливая преимущества своего изобретения. Влюбленный в свое открытие, Гарик Гарибян просто не мог понять, как кому-то может не понравиться его телекоптер. Но старания Гарика были напрасны. Его изобретение не было нужно никому. Когда он понял это, он сделался угрюмым и совсем нелюдимым, то и дело приходил в ресторан своей подруги на улице Республики в Ереване, брал бокал вина, садился в углу за маленьким столиком и ждал, когда далеко за полночь освободиться Надя, и вместе с ней уходил домой. Гарик Гарибян не общался ни со своей женой Маргаритой, ни с дочерью Мэрико, а когда узнал из СМИ, что во время апрельской войны 2016 года со стороны Азербайджана использовались беспилотники, то и вовсе зачах.

Но это все будет потом. А пока…

Пока в Москве Надя возвращалась с работы, спрашивала, получилось ли у Гарика что-то, писал ли он свои бесконечные формулы и задачки? И когда Гарик отвечал, что «опять ничего», она целовала его и произносила:

– Ничего. Завтра получится, милый. Ты просто силы аккумулируешь.

И тогда Гарик чувствовал нечто очень похожее на счастье – благодарность. Мы счастливы бываем, когда чувствуем благодарность без всяких предусловий, не так ли?..

24

В последний осенний день 2007 года Тигран Гаспарян думал: «Мы счастливы бываем, когда чувствуем благодарность без всяких предусловий, не так ли?..»

Тигран Гаспарян, проще говоря, Тиго, мчался на скоростном поезде в сторону Амстердама и еще думал, криво сам себе улыбаясь: «Из пункта А в пункт Б выехал поезд», – худой, длинный, с огромным носом, еще больше постаревший за последние пару лет.

Тигран Гаспарян посмотрел в окно. Было серое небо, были заснеженные поля. Вороны, важно сидящие на электрических проводах, время от времени лениво перелетали с места на место и, вероятно, отвратительно каркали. Впрочем, этого Тигран Гаспарян, которого поезд увозил из Меннау в Амстердам, слышать, конечно же, не мог. Был холодный ноябрьский день. Мимо мелькали сначала немецкие города, а потом, когда начало темнеть, города голландские, и все это действительно было похоже на задачку по арифметике, какую решали