не могло омрачить сладкого чувства от рыцарского поступка. Уже несколько часов, сидя на скамейке в дежурной части, я перематывал в голове ситуацию на балконе. И ныло внизу живота от Аниного воздушного поцелуя. Я был горд собой.

Я услышал голоса, хриплый бас брата и девичий смех там, за входной дверью. Я выскочил в коридор, схватил телефонную трубку, как будто разговаривал. Взглянул в зеркало и, обнаружив прыщ на лбу, судорожно его выдавил, вытер рукавом. Блямзнул замок. Открылась дверь. В коридор зашла, а вернее, заслонив собой дверной проем, продавилась толстая баба. На ее тело была натянута огромная, бесформенная плащовая куртка. Толстые ноги закрывали широкие плащовые же штаны. Все это было бежевое.

– Входи, входи, Аня, – возникло из-за спины улыбающееся лицо брата.

Толстуха прошла чуть глубже и, посмотрев на мою растерянную физиономию, изобразила посреди толстых щек улыбку.

– Привет, Сережа, не узнал? – Улыбка была грустной.

Я пригляделся. Черт побери! Она, Аня! Ее глаза! Улыбка ее, только без ямочек. Узнал, смутился и опустил глаза.

– Узнал, – промямлил я. – Привет, Аня.

Я сбежал в свою комнату. Брякая бутылками в пакете, брат, похохатывая, вместе с Аней ушел к себе. «Что же с ней такое случилось?» – недоумевал я. И неужели брат не видит, что она уже не она? Неужели это та самая стройная богиня, навещавшая меня когда-то в больнице, куда я загремел с приступом астмы?

День был солнечный, ранняя осень. Наше отделение легочников педиатрического института, покашливая, дышало свежим воздухом во дворе больницы у разбитого, выдохшегося круглого фонтана без воды. Высокие старые тополя, листья под ногами и солнце. Наш отряд хрипящих состоял в основном из детей, но было и несколько подростков. Они-то первыми и заметили Аню, входящую в калитку кованого забора. Я обернулся на их «ух ты» и «вот это да». Она шла по гравийной дорожке. На невысоких каблучках, качая чуть заметно бедрами. Надо было понаблюдать за ней, чтобы увидеть, как они легонько качаются. На ней была короткая в клетку юбка и легкая курточка. Солнце светило ей в спину, и при каждом шаге солнечный свет выпрыгивал вперед, освещая стройные ноги. Сверкали распущенные длинные волосы. Завораживающее зрелище, особенно для подростков, на которых уже вовсю навалился камень созревания.

– Вот это девка! – шептали они.

Я подождал, когда Аня подойдет, и встал со скамейки.

– Здравствуй, Аня, – сказал я и, приобняв за талию, «промахнулся» в подставленную щеку и поцеловал в губы.

– Здравствуй, Сережа, ну как ты здесь? – спросила она и улыбкой показала ямочки.

Рядом вытянулись подростковые рожи.

Я вышел из комнаты в туалет, у двери брата затаился и прислушался. Там, за дверью, что-то шептало и шуршало. Хихикнуло. Потом что-то громко скрипнуло, и я, боясь быть застигнутым, пошел к унитазу. Когда выходил, Аня стонала, брат хрипел. Да, это она стонала, та самая, давнишняя, а я опять подслушивал, как много лет назад. Стонала, как тогда, как будто, зайдя в комнату брата, вместе с одеждой сняла лишний жир. Брат захрипел сильнее, и уже почти заорала Аня. Я вздрогнул и ушел опять в комнату. Минут через тридцать я услышал, как брат открывает входную дверь.

– Я быстро, Ань! – крикнул он в квартиру.

Я походил из угла в угол комнаты. «За бухлом побежал, – подумал я. – Причем за ее деньги». Вышел на кухню, налил пустого чая и сел за стол лицом к коридору. В комнате брата было тихо. Хотел ли я, чтобы она вышла? Что хотел я увидеть? Чудо? Цедил чай, брата не было, время шло. Скрипнула дверь, она вышла. Чуда не случилось, чудо, возможно, закончилось в комнате. Она вышла, снова натянув на себя шубу жира, не забыв поднять воротник щек. Я быстро допивал чай. «Зачем я вышел?» – подумал я.

– Что, чай пьешь? Можно мне тоже? – сказала она, пытаясь заглянуть мне в глаза.

– Можно. – Я встал и достал из шкафчика кружку.

Она села в кресло, и оно, старое, удивленно скрипнуло. Наливая чай, я чувствовал ее взгляд мне в спину, чувствовал ее улыбку.

– Как поживаешь? – спросила она, когда я поставил перед ней чашку.

Я пожал плечами.

– Да поживаю. Сахара нет.

– Сахара не хватает? – Она заливисто рассмеялась, как тогда.

Я смущенно улыбнулся, стараясь на нее не смотреть. Мне было как-то стыдно перед ней, перед собой за то, что она такая вот… полная. Налил себе еще чая, чтобы занять руки и рот. Помолчали. Она все с той же улыбкой рассматривала меня. Я потел.

– Замужем? – зачем-то спросил я, посмотрев на толстые пальцы, на которых не было колец.

– Была. Ты его, кстати, знал. Помнишь, который ухаживал за мной со школы?

Я кивнул, округлив от неожиданности глаза. Не ожидал, что она может выйти за него. Она его всегда презирала. Тот еще мудак был.

– Дочка у меня есть. – Аня наконец-то отлепила от меня глаза и рассеянно забегала взглядом по кухне.

– А когда я рас… – она отхлебнула пустого чая без сахара, – растолстела, он нас бросил.

Она улыбнулась и снова посмотрела на меня. Помолчали.

– А от чего ты… – Я не мог повторить это слово.

– Растолстела? – помогла она. – Гормональный сбой после родов, а потом осложнения, и теперь у меня… – она назвала что-то страшное медицинское, которое я сразу забыл.

Помолчали. Аня держала чашку двумя руками, как будто ей было холодно.

– Ну а этот Коля помогает? – спросил я.

Зачем спросил? Аня усмехнулась горько, облизала толстые губы, собираясь что-то сказать, но в это время заклацал в коридоре замок, в кухню ввалился брат.

– Что, чай пьете? Ну его нахуй! – криво улыбнулся он и зыркнул куда-то мимо косыми, пьяными глазами.

Кого он имел в виду – чай или меня? Брат потряс пакетом, звеня, и подмигнул Ане. Она с неожиданной легкостью поднялась с кресла. В дверях кухни обернулась, подняла ладонь к губам, которые вытянула для воздушного поцелуя. Но опомнилась, что ли, и просто помахала мне пальцами, которые когда-то были пальчиками. Они ушли в комнату. Брат, защелкнув засов, что-то полушепотом хрипел, Аня смеялась. Я вылил недопитый чай в раковину, оделся и ушел из квартиры за пивом.

Брат провстречался с Аней еще несколько дней, даже в сауну с ней сходил вместе с одним нашим знакомым. Тот потом говорил мне:

– Я охуел, они там часа два в бассейне кочевряжились! Я вообще не понимаю, как в такое сало втыкать можно! Ха-ха-ха!

А потом все. Я даже не спрашивал, как там у него с ней, но он опять сильно запил.

Где-то через две недели