Конечно, на востоке Германии партизанские формирования продолжали вести войну против Красной Армии. Наиболее крупным из них была группа армий «Центр», которой командовал генерал-фельдмаршал Фердинанд Шорнер (этот сюжет мы рассмотрим в последующих главах). Инциденты наблюдались также в некоторых местах Скандинавии, которая была захлестнута потоком дезертиров и мародеров. Но они не имели никакого намерения вступать в рискованные военные авантюры. Официальная ликвидация «Вервольфа» закончилась буквально в последние минуты существования Третьего рейха. 6 мая Йодль сообщил Эйзенхауэру, что отдельные солдаты и боевые части могли оказывать сопротивление Красной Армии и не повиноваться приказам советской оккупационной администрации, но в данном случае Верховное командование вермахта не несет на себе никакой ответственности. Единственный случай, когда на подобное сопротивление было получено «верховное» добро, можно было наблюдать в Курляндии. Весной 1945 года там было создано «независимое» латвийское правительство, которое возглавил офицер СС Осис. Командир группы армий «Курляндия» генерал-полковник Карл Гильперт сообщил Дёницу 5 мая, что готов поддержать «независимый» латвийский режим и сформировать «Добровольческий корпус», который мог бы насчитывать около 200 тысяч человек. Это не было оригинальной идеей: та же самая стратегия предпринималась в 1918–1919 годах, когда остатки рейхсвера, оставшиеся на этих территориях, с молчаливого согласия западных держав вели войну за «независимость» прибалтийских республик. Только после Первой мировой войны эта затея потерпела фиаско. Прибалтийские правительства решили отказаться от помощи союзников и начали военные действия против немецких «Добровольческих корпусов». Видимо, в Верховном командовании вермахта вспомнили этот печальный исторический опыт и решили не реализовывать эту идею. Хотя не исключалось, что отказ поступил по причине того, что эту затею было просто невозможно реализовать. Бронетанковые дивизии СС отказались от намерения прорваться в Германию. Большинство из них рассеялось по лесам, где они примкнули к так называемым «лесным братьям». Но большая часть Курляндской группировки предпочла сдаться в плен.

Единственным местом, где после наступления перемирия происходили боевые действия, был датский остров Борнхольм, лежащий в Балтийском море, чуть севернее Померании. Эта застава использовалась немцами для контроля над частью побережья Балтийского моря. Этот остров был занят Красной Армией. Но в Верховном командовании вермахта полагали, что капитуляцию всех частей Дании должны принять британцы. 10 мая (!) командующему гарнизона капитану фон Кампцу рекомендовали не «уступать» остров. В итоге 25-тысячный гарнизон продолжал боевые действия против Красной Армии вплоть до 12 мая 1945 года. Война продолжалась, хотя Германия уже капитулировала. Это сражение закончилось бы полным уничтожением гарнизона, но трое армейских офицеров арестовали фон Кампца и капитулировали. Впрочем, далеко не все служащие гарнизона были согласны с подобным решением. Четыре тысячи человек продолжали воевать вплоть до 19 мая. Между тем сам фон Кампц был передан советской оккупационной администрации, осужден и расстрелян в Кольберге.

Хотя заявление Верховного командования и роспуск «Вервольфа» в определенной мере помогли Союзникам и Красной Армии, но вряд ли можно считать это искренним намерением. Армейские чины весьма охотно предоставляли сведения о «вервольфах», так как хотели сделать «козлами отпущения» СС и партийные структуры. На самом деле Дёниц не был в состоянии контролировать ситуацию. Большинство партизанских отрядов отказывались ему подчиняться, подобно тому как отказывались подчиняться официальным структурам «Добровольческие корпуса» (фрайкоры), «Черный рейхсвер» и «суды Фемы», действовавшие на территории Германии после Первой мировой войны. Силовая ликвидация остатков «Вервольфа», которая происходила в 1946–1947 годах, положила конец немецкой армии с ее традициями ландштурмов, «полевых смотрителей» и фрайкоров.

Кроме вмешательства вооруженных сил в сферу деятельности «Вервольфа», накануне крушения Третьего рейха к формированию партизанского движения решили подключиться функционеры нацистской партии. Эти процессы были вызваны личной инициативой двух могущественнейших бонз, чья карьера была неразрывно связана с бюрократической машиной НСДАП. Одним из них был Мартин Борман, коренастый мужчина, возглавлявший партийную канцелярию. Его политический взлет начался после того, как он принял активное участие в военном сопротивлении, оказываемом французам, оккупировавшим после окончания Первой мировой войны Рур. На его счету были и политические убийства. Но всему миру Борман стал известен все-таки не как специалист по партизанской войне, а как эксперт аппаратно-бюрократических закулисных интриг. Другим человеком был Йозеф Геббельс, гауляйтер Берлина и глава Имперского министерства народного просвещения и пропаганды. От других нацистских бонз его отличал тонкий ум и наличие законченного высшего образования. Среди старых партийцев, которые на протяжении десятилетий сохраняли лояльность Гитлеру, эти два исторических персонажа выделялись тем, что, подобно фюреру, готовы были пожертвовать собой во имя сохранения национал-социалистического режима. Именно они неизменно сопровождали Гитлера в последние дни войны, находились в бункере, когда он покончил с собой. Кроме того, они оба видели в «Вервольфе» нечто большее, нежели простое дополнение к вооруженным силам. Ни Борман, ни Геббельс никогда не разделяли идей Клаузевица относительно партизанского движения. Геббельс наиболее рьяно стремился развить «революционную» составляющую национал-социалистической идеологии. Именно широкое вовлечение народных масс в партизанское движение министр пропаганды считал ключевым моментом в предполагаемой деятельности «Вервольфа».

В принципе, Борман и Геббельс на протяжении многих лет вели не просто соревнование, а форменную конкурентную войну друг против друга. Каждый из них стремился стать «наци № 2». Но весной 1945 года антагонизм был изжит — на повестке дня главным вопросом был факт сохранения рейха вообще. Именно это сподобило их объединить усилия для организации народного сопротивления, которое планировалось спровоцировать посредством активной и фанатичной пропаганды. Борман и Геббельс в те дни не раз возвращались в своих воспоминаниях к «эпохе борьбы», когда НСДАП рвалась к власти. Они все еще надеялись восстановить нацистскую партию как самостоятельную политическую силу, которая была в состоянии осуществлять не только идеологическую, но и военную борьбу. Последним козырем, который мог помочь реализации такого начинания, был сугубо идеологический аспект нацизма. По крайней мере, Геббельс намеревался возродить «революционный» дух национал-социалистического движения, присущего ему в годы существования Веймарской республики. Борман больше уповал на собственное административное могущество. Рейхсляйтер в последние дни войны являлся едва ли не архетипичной фигурой, организатором «революции менеджеров» в стиле Джеймса Бернхейма, то есть безликим функционером, который смог сосредоточить в своих руках титаническую власть.

Такой персонаж вряд ли допускал даже малейшую возможность крушения партийного режима, а потому был готов к самому драматическому развитию событий.