Глаза Рауффа стали размером с блюдце. Всё точно, офицер в метро сказал ему чистую правду: Лютвиц предал Германию, работает на красных. Скользя по крови убитых эсэсовцев, он попятился назад, как рак, под защиту стены. Оказавшись в безопасности, закричал, даже скорее завизжал в диком бешенстве:

– Шпион! Русский шпион! Господа, на помощь! Большевики прорвались в здание!

Лютвиц флегматично отряхнул мундир и полез в кобуру.

– Сейчас будет… как это на вашем языке… pisdetz.

– На здоровье.

– Ты не представляешь, сколько в здании РСХА людей с оружием.

– Так это же хорошо. Я люблю убивать людей с оружием.

– Но нас закидают гранатами. В тот момент, когда мы на хвосте у Диснея.

– Согласен, Волк… это меняет дело. Прикрой меня.

Комаровский пружинисто перепрыгнул через стол и, под аккомпанемент воплей Рауффа, принялся обыскивать застреленных эсэсовцев. У одного обнаружился новый автомат «штурмгевер»[58] – старший лейтенант прежде видел такие, но никогда не держал в руках. У второго за пояс была засунута граната с длинной деревянной ручкой. Оружие мертвецов во мгновение ока перекочевало к русскому. За дверью не то что орал – выл, как животное, Рауфф. В коридоре послышался топот десятка ног. Лютвиц ринулся к окну с решёткой и открыл секретную заглушку: её в «крипо» (да и гестапо) использовали, дабы допрашиваемые не сбежали во время следственных действий.

– Здесь второй этаж. Придётся прыгать.

– Я-то спокойно смогу. Как насчёт тебя?

– А что, у меня есть выбор?

Крики, топот и лязганье слышались уже совсем близко. Комаровский дёрнул шнур гранаты[59] и швырнул её за дверь, после чего вскочил на подоконник и исчез. Комиссар бросился за ним, однако красивого прыжка не получилось – в спину его толкнул взрыв. Перекувыркнувшись в воздухе, Лютвиц плюхнулся на мокрую землю поверх пробивающейся зелёной травы. Из окна повалил дым, послышались громкие вопли раненых. Вольф с интересом подумал, есть ли среди пострадавших его непосредственные коллеги? Впрочем, Вилли Хофштерн мёртв, а остальных, следует признаться, ему не очень-то жалко. С трудом поднявшись, он удивился, как легко удалось приземлиться – ушиб только лодыжку, а так вообще ничего не болит. Два полевых жандарма в замешательстве воззрились на дым, поваливший из здания РСХА. На Принц-Альбрехт-штрассе, похоже, инцидент вообще не заметили, взрыв гранаты утонул в гуле орудий. Два танкиста заливали в бак танка «тигр» солярку из ржавого ведра, фольксштурмовцы сооружали баррикаду, эсэсовцы таскали к подъезду штаб-квартиры министерства мешки с песком – укрепления не помешают, русские ведь совсем рядом. Комаровский, чуть прихрамывая, подошёл к жандармам.

– Мне нужен ваш мотоцикл, – хмуро произнёс Сергей. – Немедленно.

– Но вы не можете… – начал, запинаясь, толстощёкий жандарм.

– Могу. Это приказ.

– Господин шарфюрер, позвольте увидеть ваши документы.

– Хорошо, – с изрядным облегчением согласился Комаровский. – Сию же минуту.

Ему вновь требовалось расслабиться: во время короткого забытья в кабинете Лютвица, как обычно, привиделась оскалившаяся сгнившим ртом Елена с мёртвым сыном на руках (особенно чётко Сергею запомнились штанишки на лямках – сам «оторвал» по знакомству в детском магазине). Во рту появился вкус пепла – словно он сгорел вместе с ними. Улыбнувшись жандармам, Комаровский полез в карманы форменных брюк, порылся там, сокрушённо похлопал себя по бёдрам. Выхватив финку, он повернулся, словно балерина в фуэте. Оба жандарма, как по команде, схватились за горло, захлебнувшись кровью. Не останавливаясь, Сергей воткнул каждому по разу лезвие в грудь, завершая начатое, и тут же прыгнул на сиденье мотоцикла. Зарычал мотор. Не спрашивая приглашения, комиссар забрался в коляску, и вовремя: в квадрате горящего кабинета «крипо» сквозь дым проявилось белое лицо. Лютвиц выругался – это снова был Рауфф, неизменно живой. Выпростав руку сквозь прутья решётки, гестаповец начал стрелять. Соседнее окно распахнулось настежь обеими створками, и комиссар похолодел: в их сторону глядело тупое рыло пулемёта МГ-42.

– Держись крепче, – крикнул Комаровский, и мотоцикл понёсся вперёд.

Вслед загрохотал пулемёт. Лютвиц сжался – пригибаться толком было некуда. Разбитая, утратившая асфальт дорога вела по улице с горящими с обеих сторон домами, и стало ясно – надо нырнуть в дымовую завесу. Пули сначала заныли слева, затем над головой, очень близко. Комиссар зажмурился, понимая глупость своего поведения: закрытые глаза ещё никого не спасли от попадания в затылок. Мотоцикл подбрасывало на ухабах, Комаровский вихлял, стараясь ехать зигзагами, но получалось у него не очень здорово. Свист пуль внезапно прекратился. Вольф обернулся, стараясь удержать в руке пистолет. Зрелище его совсем не порадовало. Из здания РСХА катастрофически быстро выехал грузовик, битком набитый эсэсовцами, с пулемётом на крыше. «Вот это точно pisdetz». Гауптштурмфюрер до боли прикусил нижнюю губу.

…Следующая очередь из МГ-42 легла совсем близко, и комиссар мрачно предвкушал скорый финал. Свернуть было некуда, выезды в переулки загораживали баррикады: солдаты с балконов берлинских домов изумлённо смотрели на несущийся мотоцикл, преследуемый грузовиком. Сильный ветер успел рассеять дым, и они отлично просматривались на дороге. Из машины беглецов отчаянно поливал свинцом молоденький пулемётчик. Пилотку парня сдуло с головы, светлые волосы растрепались. Стрелок палил с безумным азартом, не особо стараясь прицелиться. Кажется, он ранил или убил нескольких гражданских, ибо стрелял во всё подряд. В кузове Вольф разглядел и бело-красное лицо оберштурмфюрера Альберта Рауффа. Совершенно обезумевший, тот что-то орал и стучал рукоятью пистолета по кабине водителя, требуя ехать быстрее. Это заметил даже Комаровский, с любопытством оглянувшийся на погоню.

– Ни хуя себе, – душевно произнёс он на русском и продолжил на немецком: – У вас в Берлине что, были припрятаны к нашему приходу усовершенствованные в подвалах СС солдаты, вроде персидского «отряда бессмертных» царя Ксеркса? Второго человека за два дня никак убить не можем. Не объяснишь, в чём тут дело, Волк?

– Им просто везёт, – флегматично ответил Лютвиц, одарив компаньона по поездке лучистым взглядом. – Что тут удивительного? В нормальной ситуации мы сами были бы мертвы ещё ночью. А живы, да пока по Берлину бегаем, хотя нас преследует вся армия рейха. Спокойнее относись к чудесам, Зергиус. Правда, они могут быстро закончиться.

– Да, прямо сейчас, – охотно подтвердил Комаровский. – Горючего совсем не осталось.

Он лихо остановил мотоцикл у разрушенного дома.