Дынь!

Бампер многострадального «Бобра» легонько боднул Гэтээс в корму.

– Спасибо, Тэйки, это действительно было помягче.

Генерал пригляделся к показаниям приборов наблюдения.

– Две машины… огонек… Кто-то из наших?

Катя откликнулась:

– Дистанция великовата.

– Давай-ка туда… на второй передаче.

Колонна из двух тягачей повернула в сороковой проезд, хорошо известный Даниной команде. Им тут приходилось бывать сотни раз. Однажды Немо нашел здесь табличку с надписью: «Улица Марии Ульяновой, 4».

– Самый малый Катюша… Все, встали!

Генерал отер пот со лба.

– Блин, Катя, пробирает меня… хрен пойми чем. Мурашки по коже.

Он вызвал по токеру Немо:

– Парень, ты что-нибудь чувствуешь? Какую-нибудь гадость.

Тот ответил незамедлительно:

– Прямо по курсу, пятнадцать градусов к Западу, бойня.

– Бойня?

– Минут двадцать назад. К настоящему моменту время рассеяло почти все эманации события, но там было очень ярко.

– А сейчас?

– Сейчас? – удивленно переспросил Немо. – Ничего… Следы бойни. Я не вижу никаких факторов угрозы.

Там и не было факторов угрозы… Две роскошные легковушки, – Рытовой всегда нравились дорогие, элегантные, не особенно практичные вещи, – страшно обезображенные и почти раздавленные какой-то страшной силой, догорали прямо посреди Сорокового проезда. Рядом чернела лужа крови, невероятно, нелогично большая…

– Немо! Выходим. Девочки, оставайтесь на своих местах.

…Гоблины вбили в стену четыре металлических крюка. На них висели, покачиваясь, четыре потрошеные туши с ободранной кожей. Все, что осталось от генерала Рытовой и трех ее людей. Над каждой из них вились мухи, и скоро должно было бы показаться зверье посерьезнее, способное снять мясо с вешалки и позавтракать им.

– Так. Та-ак… Вот она – настоящая война… с обеих сторон видно полное понимание, – произнес генерал.

Даня постоял рядом с трупами, стараясь запомнить каждую деталь. Некоторые вещи нельзя забывать.

– Что это, Даня? – вызвала его Тэйки по токеру. – Раньше они так не делали…

– Делали, – поправила ее Катя, – лет десять назад. Или двенадцать. Если кто-то гоблинам очень насолит, они мстят многократно. Ты видишь перед собой, красотка…

– …месть первой волны, – закончил Даня

– На скорую руку?

– Да, Тэйки. Вроде того.

– Какая им моча в бошки поударяла?

– Мир изменился, Тэйки! – холодно ответил генерал.

У каждой команды был свой способ, как провожать убитых. Кто-то жег трупы, кто-то закапывал, кто-то бросал на последних этажах высоких развалин… Дане от Крохи достался обычай: тела да будут преданы земле. Но долбить могилу среди бела дня в многослойной броне старых тротуаров было крайне неразумно. Генерал с Немо на пару оттащили тела и завернули в брезент. Потом они забросили страшный груз в металлическое чрево «Бобра»: земле он достанется на следующую ночь.

Тэйки высунулась из люка и крикнула:

– Генерал! Посмотри мне в глаза.

– Без предисловий, Тэйки! Время неудачное.

– Ты хочешь, чтобы та тварь, которая сейчас прохлаждается в Гэтээсе, жила? Ты хочешь отгрузить за нее харчишек? Сахарку? Маслица захотел? И кофеек хороший мы тоже давненько не пили!

– А это мысль, – сквозь зубы произнес Даня, – насчет сахарку…

– Хорошая мысль, командир… – подтвердил Немо.

Тэйки продолжала разоряться, но генерал уже не обращал на нее внимания.

– Катя, ты понимаешь, о чем мы?

– Да.

– Твое мнение?

Токер молчал секунд пять.

– Я – как ты, Даня. Делай свое дело.

И тогда генерал распорядился:

– Немо, помоги!

Они выволокли гоблинского мага из тягача и отнесли к тому месту, где недавно висела команда Рытовой.

– Послушай, ты, урод, – обратился Даня к пленнику, так и не пришедшему в сознание, – три человека признали меня своим генералом и произнесли слова клятвы, давшей мне власть над их жизнью и смертью. Был бы тут Гвоздь, он бы красиво объяснил, у него всегда в запасе куча красивых слов… А я тебе попросту объясню. Нет во всей Москве власти выше, чем моя, или любого другого генерала команды. Понял? Значит, я могу судить тебя, как гада, который незаконно пришел на мою землю, незаконно живет на ней и незаконно применяет свою силу против людей. Я тут хозяин, а ты разбойник и дерьмо. И я приговариваю тебя к смерти.

Даня мимолетно пожалел: «Не слышит меня, паразит. Хоть бы на секунду кинжальчик вынуть! Нет, нельзя, схарчит всю команду за один вдох-выдох…»

Он взялся за маленькую рукоять и резким движением вогнал лезвие в гоблинскую плоть по самую крестовину.

Мажьи глаза открылись. Рот распахнулся, и оттуда вылетел кляп.

– Ты осужден, сука! – крикнул ему в лицо Генерал, не отпуская кинжальчик.

Гоблин выгнулся дугой, рухнул на асфальтовое пюре, сложился, словно перочинный ножик и вдруг запылал. Тварь в один миг вспыхнула вся, – от макушки до пят. Нечеловеческое тело за несколько мгновений превратилось в ком черного маслянистого вещества, напоминающего то ли гудрон, то ли просто паленую резину. Плоть и одежда неразличимо слились. «Где же я это видел раньше?» – никак не мог вспомнить Даня. Вдруг правильные слова явились к нему:

– Дракон горит! Дракон гори-ит! Дра-акон гори-и-ит!

Черная бесформенная псевдоплоть, а проще говоря, мертвечина, выбрасывала протуберанцы, пускала пузыри, корчилась, то, распухая, то опадая… Ее становилось все меньше и меньше. Пламя – чистое, неправдоподобно белое, уничтожало нежить, и даже темных разводов не оставалось от нее.

Наконец тварь сгорела вся, без остатка. Ничто не напоминало о ее существовании и о ее гибели. Лишь горелые обрывки веревки, стягивавшей ноги и руки мага.

Даня улыбнулся одними губами: глаза его хранили ярость. Он повернулся к Немо и тихо сказал:

– Придется пока без сахарку обойтись. Да и без гребаного маслица тоже.

Тот молча подал ему руку.

Генерал подобрал кинжальчик. Странно: и рукоятка, и лезвие оставались холодными. «Потом надо будет поразмыслить над этим. А сейчас…»

– Кончено дело! Теперь надо поторопиться к Гвоздю. У нас уйма забот на сегодня…

Дополнительный 38-й начал ходить в середине апреля.