— Придет время — увидим! А пока подумайте о себе!

Вопреки обыкновению посетителей в этот вечер было мало, и мэтр Жак подсел к ним немного поболтать, пока его супруга спорила с одной испанской дамой, которая желала, чтобы все прислуживали ей одной, всем была недовольна и обсуждала каждый поданный счет с мелочностью старой ростовщицы.

Ее ворчливый голос можно было услышать на самом авиньонском мосту.

— А вам не надо пойти помочь своей жене? — насмешливо спросил Мортимер. — Такая милая молодая дама один на один разбирается с этой старой ведьмой!

— Она сделает это намного лучше без моей помощи. Если я вмешаюсь, то выведу эту мегеру из себя, да так, что никто уже ничего сделать не сможет. А Франсуаза прошла хорошую школу, ведь времена настали такие трудные…

И правда, война между Флоренцией и папой отразилась на жизни Авиньона. Большая часть банков и текстильных лавок были флорентийскими. Только Пацци было предложено остаться, другие же покидали город в страшной спешке, потому что знали, что у кардинала делла Ровере тяжелая и длинная рука.

Представителей Медичи просто прогнали и при этом заявили, чтобы те никогда в жизни не смели появляться в папском городе. Их имущество, естественно, было арестовано, а все они едва успели перейти через мост и не попасть под стрелы лучников.

— К счастью, они нашли здесь свое убежище, — пояснил Жак. — Правитель поселил их в одной из этих покинутых ливрей, и они будут там жить, пока все уляжется.

— Невозможно поверить, — с грустью сказала Фьора, — что война дошла и до этой чудной страны. Флоренция так далеко, Рим еще дальше, и все же…

Ночь постепенно окутывала сад — светлая и прозрачная.

Испанская дама наконец отправилась к себе, мэтр Жак пожелал доброй ночи постояльцам и отправился помогать своей жене.

Фьора и шотландец медленно направились в сторону трактира, а чтобы помочь молодой женщине идти в темноте, Мортимер взял Фьору под руку. Он впервые позволил себе такой жест, и она не остановила его. Ей было приятно ощущать рядом спокойную мужскую силу.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он изменившимся голосом.

— Прекрасно. Ночь просто изумительна! Я бы так хотела побыть здесь еще немного!

— Тогда вы можете пойти навестить своих соотечественников…

— У меня нет никакого желания это делать, — покачала головой Фьора. — Я ничего не знаю о том, как они все жили в Авиньоне. Кроме того, мне хочется забыть Флоренцию и думать только о Франции! Здесь мой сын, здесь мой супруг и здесь, мне кажется, моя жизнь!

— Франция может только гордиться этим, — тихо ответил Мортимер.

Он на мгновение прижался губами к ее губам, затем скрылся в своей комнате и закрылся на ключ. Это так походило на бегство, что Фьора улыбнулась. Смелый вояка, неужели он стал сентиментальным? А виноваты в этом были, конечно, очарование дома и красота этой ночи, а возможно, и предательское действие белого вина «Шатонеф», которое предложил им мэтр Жак.

Проспав половину дня, Фьора не хотела ложиться и долго стояла, облокотившись о перила балюстрады, чтобы еще немного насладиться прелестью этой колдовской ночи.

А Мортимер сразу же заснул, и ему снились приятные сны.

Было приятно вернуться в эти края, и еще более приятно провести время в обществе прекрасной донны Фьоры.

Мортимер был поражен, когда на следующее утро Фьора — бледная и перепуганная — разбудила его. Она собиралась ехать в Рабодьер сию же минуту и не желала ничего объяснять… Что же случилось? Он не мог ничего придумать, а спрашивать не осмеливался и уже через несколько минут помогал молодой женщине сесть в седло. Ее замкнутый вид, жесткое выражение глаз и решительно сжатые губы не располагали к расспросам. И несчастный Мортимер начал спрашивать себя, не явилось ли это мрачное настроение следствием его, может быть, несколько вольного поведения?

Не в состоянии больше выносить ее молчания и отчужденного вида, он во время очередной остановки кинулся головой в омут:

— Ради бога, донна Фьора, скажите мне, в чем я провинился перед вами? Мне не хотелось бы, чтобы вы плохо думали обо мне из-за вчерашнего…

Несмотря на то, что ее что-то явно мучило, Фьора невольно улыбнулась:

— Не надо так переживать, милый Мортимер! Вы совершенно ни при чем в моем решении уехать как можно быстрее, и прошу у вас прощения, если дала вам повод для обиды! Мы с вами слишком старые друзья и не можем себе позволить, чтобы между нами было недосказанное, и во имя этой дружбы прошу вас отвезти меня домой как можно скорее.

— Сюда мы добрались очень быстро. Не думаю, что можно ехать еще быстрее, разве что загнать насмерть лошадей, чего мне совершенно не хотелось бы. Но даже и это нам ничего не даст, потому что те лошади, которых мы найдем взамен, будут значительно хуже.

Мортимер не стал добавлять, что король никогда не простит ему, если он погубит двух превосходных лошадей с его конюшни, но Фьору ничто не могло удержать. Они не остановились в Валенсии, так как, приехав туда, увидели, что город празднично украшен, а его жители пребывают в сильном волнении: через северные ворота входил кардинал делла Ровере вместе со своей пышной свитой. Поэтому, несмотря на усталость, Фьора и ее спутник решили проехать еще одно лье во избежание неприятных встреч: хотя племянник Сикста IV и уверял ее в своей невиновности, Фьора не могла ему вполне доверять. Она предпочитала с ним не встречаться.

К счастью, погода стояла по-прежнему великолепная, и у них не возникло никаких трудностей. Таким образом, через десять дней после отъезда из Вильнев-Сен-Андре Фьора увидела башни Плесси и синюю черепицу своего дома, возвышавшегося над пожелтевшими кронами деревьев.

— Вот вы и у себя дома, донна Фьора! — огорченно проговорил Мортимер, для которого путешествие неожиданно завершилось так быстро.

— Это благодаря вам, мой друг, и я никогда не смогу вас отблагодарить! Надеюсь, что у вас не будет неприятностей.

И действительно, над замком развевалось украшенное цветами лилии королевское знамя, и это означало, что король находится там. Мортимер пожал плечами.

— Конечно, не будет, потому что наш господин знал, по какой причине я сопровождал вас.

Сразу же после того, как она переступила порог родного дома и обняла всех его обитателей, Фьора поспешила в свою комнату, открыла дорожный сундук и принялась в нем судорожно копаться.

— Что такое? Что вы ищете? — спросила Леонарда, которая, естественно, пошла за нею следом в сопровождении Хатун с маленьким Филиппом на руках.

— Кошелек из красного марокена, который был со мной, когда я уезжала из Флоренции. А, вот он!

Фьора лихорадочно ощупывала тонкую кожу, а затем вынула маленькую оливковую ветку и флакончик, который сразу же открыла. Ее ждал неприятный сюрприз — флакон был пуст. С горестным возгласом Фьора села на пол, а флакон выпал из ее пальцев и покатился по плиткам пола.