– Он такой же, как остальные белые! – снова сказал старший со шрамом. Он достал пистолет и обратился ко мне: – Вы отдадите нам все что нужно немедленно!

Раздумывая, как разрешить конфликт, я отметил, что этот со шрамом, очевидно, достаточно образован. Он строил правильные фразы, совершенно не употреблял междометий и бранных слов. Для чернокожих это было редкое явление, большинство из них были неграмотны, дети не учились порой даже в начальной школе, вход чернокожим в библиотеки был закрыт. Конфликт закончился совершенно неожиданным образом. Через заднюю дверь в дом ворвались полицейские и молниеносно скрутили моих гостей. Оказывается, Мишель, обеспокоенная моим долгим отсутствием, тихо подошла к двери и услышала обрывок разговора. Единственное, что она смогла разобрать: кто-то мне угрожает и требует денег. Что она могла подумать? Естественно, она решила, что в дом ворвались грабители, и вызвала полицию. Полицейские изъяли у активистов АНК автомат, два пистолета и целый набор устрашающего вида охотничьих ножей.

Я оказался в двойственной ситуации: с одной стороны, я не хотел предавать чернокожих товарищей, пусть они и были не правы, – не хотел обвинять их в грабеже, поскольку наказание за подобное преступление было слишком суровым. Но, с другой стороны, не мог же я заявить полицейским, что деньги приготовил специально и собирался отдать их по доброй воле? Гости, скованные наручниками, сверлили меня ненавидящими глазами. Они были уверены, что это я каким-то образом сам вызвал полицию, возможно заранее узнав об их сегодняшнем визите. Один из них прошептал так, чтобы расслышать мог только я, что с предателями у них разговор короткий. Полицейские не слышали, что именно было сказано в мой адрес, но смысл поняли правильно – мне угрожали расправой. Поэтому мне предложили тоже проехать в полицейский участок и побыть там хотя бы до утра, потому что вокруг дома могли еще прятаться сообщники грабителей, которые теперь скрылись, но, как только полиция уедет, появятся вновь. Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Меня привезли в полицейский участок. По дороге мы завезли Мишель к ней домой. Я хотел было остаться у нее, так как там меня «грабители» точно искать не стали бы, но полицейские настояли, чтобы я ехал с ними.

– Все равно вы должны дать против этих бандитов показания, – сказал молодой лейтенант в щегольском мундирчике. – Зачем откладывать до утра?

Первый допрос был чистой формальностью. Тот же лейтенант, что меня привез, сам рассказал, как он себе представляет происшедшее:

– Негодяи некоторое время наблюдали за вами и вашим домом. Возможно, они ходили за вами по пятам, возможно, у них даже есть сообщник среди белых. Иногда некоторые совершенно опустившиеся субъекты заводят дружбу с черномазыми. Наверняка они, так или иначе, узнали, что накануне вы получили крупную сумму наличными, и решили действовать. Короче, вам еще повезло, что вы до сих пор живы. Я бы на вашем месте хорошенько помолился, поблагодарил Господа за чудесное спасение.

Я почти ничего не сказал в ответ. Не стал ни подтверждать, ни опровергать эту версию. По окончании допроса мы немного выпили (во время ночного дежурства полицейский не опасался неожиданной проверки начальства) – и лейтенант провел меня в небольшую пустую комнату. Там стоял письменный стол и небольшой кожаный диван, на котором мне и предложено было устраиваться. Лейтенант пожелал мне спокойной ночи и удалился. Никто меня не охранял. При желании я мог бы легко сбежать, но я не торопился этого делать. Нужно было крепко подумать, взвесить все «за» и «против», разработать мельчайшие нюансы своего последующего поведения. Я был почти уверен, что не смогу дольше оставаться в Йоханнесбурге. Даже если полицейские не установят принадлежность «грабителей» к АНК, даже если я совершенно свободно выйду завтра отсюда, я просто обязан доложить руководству о случившемся и ждать дальнейших инструкций. Я не был испуган, но мои расчеты привели меня к единственному и неутешительному выводу: мой авторитет среди южноафриканских революционеров подорван окончательно.

На самом деле все оказалось гораздо хуже. Уже под утро я задремал, твердо решив, что бежать из полицейского участка глупо.

Проснулся я от чьего-то сухого кашля. У двери стоял молодой, розовощекий сержант и смущенно поглядывал в мою сторону. В руках у него оружия не было, но кобура пистолета почему-то была расстегнута. Я тут же почувствовал недоброе. Сел, потянулся, разминая затекшие во сне члены. Сержант не шевельнулся, но внимательно наблюдал за каждым моим движением. Убедившись, что я полностью проснулся, он сказал, что его зовут Дэн и у него приказ побыть со мной, пока лейтенант допрашивает бандитов. В комнате было четыре стула, но сержант не присел ни на один из них, а так и остался стоять у двери, а буквально через десять минут в коридоре послышался окрик лейтенанта, и Дэн предложил мне проследовать за ним.

– Мы провели допрос этих грязных черномазых, и знаете, что выяснили?… – глядя на меня с нескрываемым подозрением, сказал лейтенант, когда я вошел в его кабинет. – Они проклятые повстанцы! И в свете этого у меня к вам созрело несколько вопросов…"

31 октября

Антон Серафимович Самойлов получил-таки что хотел – в Матросской Тишине отдельную камеру с холодильником и телевизором, который он, однако, как регулярно сообщали Турецкому, даже не включал, видимо, действительно боялся привлекать к себе чье-то внимание.

На первом допросе Федоренко, которого Турецкий намеренно ни о чем не предупредил, честно задавал Самойлову практически те же самые вопросы, что и сам Турецкий в Генеральной прокуратуре. Турецкий вспомнил, как Самойлов читал стихи у него в кабинете, и только головой покрутил. Как там…

Я недругов своих прощаю

И даже иногда болею…

Нет, кажется, «жалею». Да, точно «жалею».

Я недругов своих прощаю

И даже иногда жалею.

А спорить с ними не желаю,

Поскольку в споре одолею.

А ведь странные стишки. Непростые. Чьи, интересно?

Турецкий уже заканчивал читать протокол допроса, когда в кармане ожил мобильный телефон.

– Саня, ты?

– Я.

– Саня, ты гений!

– Кто я? – осторожно переспросил Турецкий и подумал: это он не знает, что я президента Внешторгбанка арестовал.

– Ты гений, – повторил Грязнов. – Камера слежения с автостоянки недалеко от ресторана «Прага» обнаружила синий автомобиль «БМВ» пятой модели, представляешь? На пленке четко видны номера, они совпадают с номерами машины так опрометчиво напавшего на тебя гражданина Симиренко.

– Слава, прекрати.

– Ладно, молчу. Но все равно ты гений. Отметим?

– Мысль неплоха, – согласился польщенный Турецкий.

– Где встречаемся?

– Знаешь… давай, наверно, у меня, так время сэкономим, я все равно еще с бумажками тут не закончил, – Турецкий даже показал рукой на стол, как будто Грязнов мог это видеть, – так что, пока ты подъедешь, я…

– Заметано, выезжаю.