Скоро мы начали дрожать от холода, особенно Пигалица. Я хлопнул Мецгера по руке.

— Поехали уже, а?

Выходные прошли замечательно. Мне досталась ванна с горячей водой. Не пойми с чего Мецгер с Пигалицей часами сидели и болтали в гостиной. Что ж, больше пива для меня.

Мецгер едва успел вернуть нас в воскресенье до отбоя.

А через три дня, когда я на складе чистил оружие, появился дежурный.

— Уондер, тебе звонок. — И благоговейно. — Там держат линию!

Кэмп-хейл хоть и наскоро собирали, но оснастили по последнему слову техники. В комнате отдыха стоял стол для бильярда, на котором я научил Пигалицу азам игры, после чего ежедневно оказывался битым. Здесь же находились две телефонные голобудки, огромный голограф, ловящий наиболее популярные программы, и массажные кресла, с которых этот голограф можно было смотреть. Холодильник, набитый бесплатной газировкой и даже настоящими соками. В общем, наконец-то роскошь.

Последнее слово техники, однако, не отменяло основных законов экономики. При нынешних ценах за телефон никто не станет держать линию, кроме, может быть, президента Соединенных Штатов. Хороших новостей ждать неоткуда. Взволнованный, я промчался по коридору, в два шага пересек комнату отдыха, юркнул в будку, где мигал огонек, и захлопнул дверь.

Внутри, облокотившись о стену, на меня смотрел Мецгер. Екнуло в груди. Его изображение колыхнулось — самую малость.

— Привет, — невинно сказал он.

— Привет. Ты чего? — Я оглядел друга сверху донизу. Вроде жив, не ранен.

— Подумал, тебя оторвут от любой работы, если я позвоню. Нам дают тысячу бесплатных минут на звонки каждый месяц.

Тысячу?! Бесплатная «кока-кола» рухнула в низ моего списка роскоши.

— Так у тебя все нормально?

— Прекрасно, как никогда. Через час в полет. Как у тебя?

— Холодно.

— Знаю-знаю, наслышан. Мне тут на выходные опять перепала квартирка в Аспене. Пропуска не проблема. Приезжай, расслабимся. Пиво на халяву. Футбольный матч с бронксовцами будут передавать.

— Считай, я уже там.

Он помялся с ноги на ногу. В Канаверале стемнело, и позади Мецгера виднелся его освещенный прожекторами перехватчик.

— Жалко только было бы третьей спальней не воспользоваться. Может, пулеметчицу свою, как бишь ее, спросишь, не хочет ли она приехать?

Как бишь ее? И это говорит Мецгер, который как-то в школе запомнил всю таблицу Менделеева за четыре оставшиеся до контрольной минуты и потом с закрытыми глазами безошибочно протараторил ее в обратном порядке?

— Ты прекрасно помнишь, как ее зовут. Пигалица не пьет пива и считает американский футбол варварской игрой. Какого…

Он поджал губы и замялся.

— Черт побери! — вдруг дошло до меня. С тех времен, как мы с Мецгером осознали, что девчонки — это не просто мальчишки, неспособные нормально закрутить футбольный мяч, он всегда был желанным, но вольным жеребцом. Я метался от одной безответной любви к другой, а Мецгер тем временем отбивался от наседавших на него девах. Я расплылся в улыбке. — Да ты запал на Пигалицу!

Он покраснел.

— Ничего я не запал. Просто подумал…

Я ткнул его в живот или, вернее, в воздух, куда проецировался его живот.

— Запал-запал, да так, что сам стесняешься ее спросить. — Я чмокнул губами.

— Повзрослел бы уже, Джейсон, — вздохнул Мецгер и спросил с надеждой: — Не знаешь, она ничего про меня не говорила?

— Типа, не вырезала ли твои инициалы у себя на туалетном столике?

— Хорош глумиться!

Черта с два, хорош! Это после того, как годами девушки моей мечты кидались на мистера Само Хладнокровие!

— Она сказала, что ты наглый и высокомерный тип.

Его лицо так вытянулось, что мое веселье будто корова языком слизнула.

— Ладно, ладно, не убивайся. Правду сказать, мы толком и не разговаривали с воскресенья.

— Но ты можешь попросить ее приехать на выходные?

— Не исключено.

— Ну, Джейсон!.. — захныкал он.

— Хорошо, хорошо.

— И еще… знаешь, замолви за меня словечко, а?

И это — от гения с известностью, деньгами и внешностью голозвезды. От одной его улыбки женщины таяли и слали ему свои трусики по почте. Ему мое словечко, что жаба для фрака.

— Будь спок.

В стеклянную дверь Мецгеру постучался механик. Пары жидкого кислорода клубились в темноте.

— Ладно, мне пора лететь.

Через час я нашел Пигалицу за столом в женской комнате отдыха. Мы там читали по вечерам: я — военную историю, она — все больше расписание занятий. Шария убивала кучу времени, планируя, что делать дальше.

— Нам полагалось двадцать недель на индивидуальную подготовку и тактику мелких подразделений, так? — встретила она меня вопросом.

Я кивнул.

— И расписание всегда вывешивают на шесть недель вперед. — Она ткнула в экран. — А здесь я вижу только четыре недели.

Я пожал плечами.

— Может, расписание меняют.

— Не нравится мне это.

— Тебе вообще перемены не нравятся.

Она наморщила нос, отвела взгляд от экрана и потянулась.

— Расскажи мне лучше про своего приятеля-ракетчика, как его там…

Как его там? Да что же за эпидемия забывчивости сегодня пошла? У Пигалицы память не хуже, чем у Мецгера.

Я выдержал паузу.

— Тебе нравится Мецгер?

— Я просто думаю, у него интересная работа.

— А мне-то показалось, что дай тебе волю, ты сорвала бы с него рубашку и лизала бы ему грудь, как эскимо.

Она залилась краской.

Батюшки! Мецгер и Пигалица втюрились друг в друга! Во я повеселюсь! Я облизнул пересохшие губы.

— Он мне сегодня звонил.

Она встрепенулась, потом спохватилась, но я уже заметил.

— Сказал, может достать пропуска на эти выходные. И квартиру. Я думал, вряд ли ты присоединишься.

Она изучала носок ботинка.

— Может, и присоединюсь. Я бы не прочь с ним… — она покраснела еще гуще и быстро добавила, — …пообщаться.

Я осклабился.

— Пигалица Мецгер, что за имя! Ты уже тренируешься его писать? Твоих свекра со свекровью будут звать Тед и Банни.

Она кинула в меня подушкой.

Никто из нас троих так и не увидел больше квартиру в Аспене. Следующим утром в шесть часов двадцать минут по местному времени, на Денвер упал снаряд. По добытым Мецгером пропускам мы выбрались на поминальную службу по его родителям.