Значит, нужно как-то досидеть до конца уроков, потом вернуться домой и вытерпеть вечер в компании Джона.

Что же тут страшного?

Ночью после дедушкиных похорон я описалась в кровати. И пробралась в мамину комнату, чтобы рассказать ей об этом. Я боялась, она будет ругаться. Но мама сняла с меня ночнушку, вытерла меня полотенцем, дала свою футболку и разрешила спать у нее. Укутала меня одеялом, поцеловала и велела не переживать по пустякам. Непонятно, почему я так боялась ей признаться.

Что, если и насчет Джона я заблуждаюсь? Он ведь всегда так ласков с Айрис. И Касса обожает. Мама – любовь всей его жизни. И лишь со мной никак не может поладить.

Может, он вовсе и не плохой человек?

Я вернулась из школы. Джон сидел за рабочим столом, уронив голову на руки, его плечи поникли, он казался совершенно безобидным. «Обычный человек», – подумала я. Живет, как может, в нашем непростом мире.

– Привет, как дела? – спросила я.

Джон поднял голову и улыбнулся.

– Ну, наконец-то. А то я уже волновался.

– Прошу прощения за опоздание. Я возвращалась из школы длинной дорогой через парк.

Он отвернулся к окну, словно хотел убедиться, что парки существуют на самом деле.

– Я весь день дома, – ответил Джон. – Собирался съездить на работу, но сил не было.

Я топталась на пороге, не зная, как быть дальше.

– Чай будешь? – наконец спросила я, прерывая затянувшееся молчание.

Джон с улыбкой обернулся.

– Буду, спасибо.

Я заварила чай по уму, в чайнике, налила в любимую чашку Джона (хотя ее пришлось помыть, и я могла взять любую другую, чистую). Заварку не передержала, чая налила не слишком много, потому что Джон терпеть не мог и то, и другое, высыпала в чашку ровно пол-ложечки сахару и тщательно перемешала. Даже приятно, что я, оказывается, так точно запомнила все, что делала мама. Положила на блюдце два песочных печенья и два шоколадных, поставила обе чашки, свою и Джона, на поднос, поднялась к нему в кабинет. Торчала в дверях, пока Джон меня не заметил – как-то не додумалась, что нужно просто отнести поднос на стол.

Джон отодвинул бумаги, жестом велел мне поставить туда поднос.

– Вот это сервис, – пошутил он, положил ноги на кожаный диван и съел печенье.

Я взяла свою чашку и осторожно опустилась на диван. Ноги Джона чуть дрогнули, но он ничего не сказал.

Я знала, что Джон любит песочное печенье, поэтому взяла шоколадное, чтобы оба песочных достались ему. Я пила чай, и в голове у меня крутились вопросы – например, «Где ты был прошлой ночью?» Или: «Как ты думаешь, почему мама взяла с собой Айрис, а не меня?» Но я знала, что от моих расспросов он распсихуется, еще, чего доброго, наорет на меня, поэтому промолчала.

Наконец он спросил:

– Ну что, как дела в школе? – Да так ласково, словно ему и правда это интересно.

– Нормально. Сегодня были занятия по массовым коммуникациям и драматургии, это здорово.

Он понимающе кивнул.

– Но потом было два урока математики подряд, а это уже не так интересно.

– Что ты ела на обед?

Я растерялась; у меня в буквальном смысле подвело живот. Но потом вспомнила, что в столовой была большая очередь, так что я обошлась шоколадкой и чипсами. Джону я ответила, что съела сэндвич с овощами и выпила воды. Он поднял бровь, и мы оба рассмеялись.

Было даже приятно, что он сразу меня раскусил.

Джон взял второе песочное печенье, и я порадовалась, что оставила их ему. Я смотрела, как он жует. Крошки падали ему на футболку, и я подумала было стряхнуть их. Но мама бы так не сделала. Потом, в отсутствие Джона, она бы незаметно наведалась в кабинет и все подмела бы. Вот и я так сделаю. Он после ужина всегда смотрит новости в гостиной, тогда и уберу.

Джон сделал глоток чая и сказал:

– Мне в голову пришла отличная идея. Хочешь, расскажу?

Я кивнула. Понятия не имею, что он придумал. Я даже перестала жевать, чтобы слышать каждое слово.

– Твоя мама очень переживает, что мы с тобой не ладим.

– Она тебе сегодня это написала?

– Она очень испугалась, когда ты вышвырнула из окна ноутбук.

– Она тебе это написала?

– Так давай наконец поладим! И будем регулярно ей докладывать: мол, у нас все замечательно. Тогда она поймет, что жить с нами под одной крышей – не наказание, а радость.

– Я так поняла, они сегодня не вернутся?

Джон потер щетинистый подбородок.

– Видимо, да. Они сняли номер в гостинице.

– А ты откуда знаешь?

– Твоя мама прислала эсэмэску.

– Почему ты мне не сказал?

– Вот говорю, – раздраженно бросил он.

– Почему ты не сказал мне раньше, когда я вернулась домой? Почему сообщаешь об этом как бы между прочим, словно это какая-то мелочь?

– Хватит, Александра.

Его раздражение передалось мне. Толкнуло в грудь, как волна. «Не злись», – подумала я. Будь с ним повежливее. Ему тоже сейчас тяжело.

– Прости, – ответила я. – Я просто волнуюсь.

– Думаешь, я не волнуюсь?

Он снова потер подбородок, взял чашку и допил чай. Я смотрела, как при каждом глотке двигается его кадык.

– То есть она уехала из-за нас? – спросила я.

– Ну а почему нет? Ты швыряешь вещи из окон, потом играешь с нами в молчанку у психиатра. Я ухожу из дома на целый вечер, оставив твою маму со всем разбираться. – Он поставил чашку на поднос. – Я ведь отвез тебя к врачу не для того, чтобы тебе досадить. Я искренне забочусь о твоем будущем. Ты вообще собираешься готовиться к экзаменам? Или тебе на все плевать?

– Собираюсь.

– Было бы глупо этого не сделать. Ты умнее, чем думаешь.

– Ты думаешь, что я умная?

– Если бы не думал, не пытался бы помочь.

Я вытаращилась на него. Он пытался мне помочь? Правда?

– Можешь сколько угодно смотреть на меня так, словно я говорю чушь, но я каждый день вижу, какая ты умная. Касс и Айрис прилежнее, но у тебя есть то, чему в школе не учат.

– И что же?

Наклонив голову набок, он посмотрел на меня так, словно я для него важна и интересна и он хотел сказать мне правду.

– Ты борец. Если бы наступил конец света, ты бы засучила рукава и принялась всем помогать. Твоя мама закатила бы истерику, Айрис спряталась бы, Касс бы убежал. А вот ты встретила бы опасность лицом к лицу.

Ничего приятнее он мне в жизни не говорил.