нить. Голос чуть ниже. И взгляд держать. – Никто вас не осуждает…

– Но наркотики! Я категорически против наркотиков!

Но не настолько против, чтобы рискнуть и нарушить перемирие, сдав засранца. Впрочем, вряд ли можно ожидать от человека большего.

– И вы просто выставили его?

– Д-да… ко мне приходили… уговаривали, но… поняли… вошли в положение…

– Вы знаете, что было с ним дальше?

– Н-не то чтобы… просто… знаю… он подвизался у «Святых»… одно время… работал с тусовками… да… он же смазливый был… и костюмчики… и все такое… дамочки очень его любили.

Это было сказано со скрытой завистью.

Кажется, самого мистера Фарлоу женщины не слишком жаловали, несмотря на костюм и галстук. И булавку, конечно.

– Он… слышал, в клубах был частым гостем. За чужой счет, само собой… потом… исчез… его искали. Да. Приходили и ко мне. Спрашивали… но что я мог знать? Кажется, сам Святой Джордж был недоволен… очень недоволен… я слышал, он грозился лично ему яйца отрезать… простите за подробности.

Милдред простила. И заверила, что подробности эти весьма важны для дела.

– Но… там… случилась та перестрелка на складах. И «Святых» не стало… скольких их не стало на моем веку… а ведь все равно… одни уходят, появляются другие. И никто не желает слушать, что жить надо честно!

На улице Лука молча прижал платок к ее носу.

Кровь? Порой бывает. Перенапряглась все-таки.

– Спасибо.

– Ты и вправду ведьма.

– Нет… просто я изучала психологию. И ментальную тоже, хотя дара у меня… да капли и есть. Их не всякий анализатор выявит. – От его платка пахло табаком. – И занималась вопросами адаптации одного к другому… техниками допроса.

– А разрешение?

Кровь не спешила останавливаться. А на них глазели. И это явно злило Луку. Как злила сама Милдред. И кажется, работать им станет сложнее.

Впрочем, ожидаемо. Теперь он станет бояться, что Милдред залезет ему в голову.

– Это ведь и близко не ментальное сканирование. Просто… я убедила человека поделиться информацией.

Лука лишь хмыкнул:

– Я ж говорю, ведьма.

Глава 17

С Ником Эшби Томас все же встретился. В кафе.

Впрочем, считать местную забегаловку кафе можно было весьма условно. И вновь же с каким-то удивлением Томас понял, что здесь ничего не изменилось.

Разве что бледно-зеленые стены стали еще бледнее и зеленее, столы будто бы ниже, трещины в лавках глубже. А девица, служившая официанткой, мрачнее. Она сосредоточенно жевала резинку и даже не пыталась улыбку изобразить.

С кухни тянуло гарью.

Под потолком медленно вращалась лопасть вентилятора, которая, казалось, вот-вот увязнет в тяжелом воздухе. Гудели мухи. Или не мухи.

Эшби сам подошел.

Толкнул дверь. Огляделся. Чихнул и кивнул кому-то, кто скрывался в глубине заведения. Прищурился. Значит, по-прежнему близорук, но очки не носит. Из принципа, что ли? У великолепного Эшби не может быть недостатков, во всяком случае таких, уподобляющих его простым смертным.

– Добрый день, – взгляд Эшби зацепился за Томаса. И он кивком ответил на кивок. Взмахнул рукой, подзывая девицу, которая не стала ни приветливей, ни бодрее. – Будьте добры, блинчики с кленовым сиропом, кофе без кофеина…

– Здоровье блюдешь?

– Какое тут здоровье, – Ник сел, не спросив разрешения. – Просто с кофеином здесь куда более мерзкий варят. А этот и ничего вроде… Привет, давно не виделись.

– Давно.

– Ты вырос.

– Да и ты тоже… не узнать.

И вправду не узнать.

Куда подевался неловкий рыхлый толстяк с плохой кожей? Его вечно осыпало прыщами, которые расползались по щекам, уходили куда-то под волосы, а те, которые не уходили, Ник имел обыкновение расчесывать. И прыщи лопались, а на месте их возникали мелкие язвочки.

Сейчас кожа была почти ровной. Темной.

Загорелой дочерна. А вот волосы, напротив, светлыми, как у всех Эшби. И черты лица будто выправились. Томас не помнил, чтобы прежде у Эшби был такой вот ровный нос с аккуратной горбинкой. Или вот губы… куда делись те, пухлые, будто вывернутые?

Щеки ушли. Шея появилась.

Плечи… и талия. И вообще бабы таких любят, причем даже безотносительно денег.

Кроме этой конкретной, которая подошла и молча скинула на стол тарелку с блинами, щедро политыми сиропом. К ним встала кружка с кофе.

– Ты здесь из-за тех тел, которые откопали на дороге? – тарелку Ник подвинул к себе, наклонился, принюхиваясь.

А вот от самого попахивало то ли серой, то ли еще какой химией.

– Откуда?

– Так ведь места такие, если не забыл. У Марлин кузен служит в полиции, их в оцепление позвали. Федералы опять же. Там федералы, тут федерал. Одно с другим стыкуется. Когда арестовывать станешь?

– Тебя?

Блины были неплохими.

Вот это всегда удивляло Томаса. Место с виду убогое, а готовили вполне себе неплохо. Правда, кофе был исключением. Или это потому, что стоило брать без кофеина?

– А кого еще? Ты же обо мне выспрашивал.

И улыбочка такая, издевательская, будто знает, что толку от этих расспросов никакого, что предположения – это еще не доказательства. Умник.

Всегда был умником.

И мисс Уильямс млела… или не от ума, а в надежде, что старый Эшби, увидев этакую любовь к сыну и наследнику, переступит через принципы? Тогда зря… интересно, жалеет ли она? Наверняка. Любая женщина жалела бы, а уж теперь…

– О Чучельнике слышал? – Томас пилил блин ножом, но, тупой, тот лишь елозил по тесту, размазывая сироп. – Он вернулся. Похоже, что вернулся. И если так, то скоро здесь станет тесно.

– Почему здесь?

– Не только здесь.

А взгляд у Эшби изменился. Сделался… мрачнее? Строже?

– А Вихо?

– Расскажешь про дружка?

– А ты?

Волосы Эшби не стриг, собирал в хвост, который перевязывал лентой. Странно. И… глупо? Или он один из этих придурочных хиппи, которые за мир во всем мире? Тогда как оно сочетается с Чучельником?

Или маска? Или…

– Тайна следствия…

– Не пыжься, тебе не идет. – Эшби управлялся с блинчиками легко. И кофе пил, не прихлебывая. Вот у Томаса так не выходило. – Что до Вихо, то… он очень сильно изменился. Мы приятельствовали, но скорее вынужденно. Так хотел отец.

А вот это что-то новенькое.

– Вряд ли ты его помнишь…

– Отчего же? Помню распрекрасно. Он меня лечил.

– И не только тебя, – сказано это было с грустью. А вот когда собственный предок Томаса покинул грешный мир, он ощутил разве что досаду, потому как была эта смерть крайне несвоевременной. И означала лишь очередную ссору с родней.

Надо будет заглянуть.

Ему не обрадуются, но и если не заглянет, не поймут.

– Его… уважали. – Пальцы Ника стиснули нож, и показалось,