— Чародей, — пророкотал он голосом таким низким, что я скорее осязал его, нежели слышал. — Явился я сюда о братьях моих младших говорить, — глаза его угрожающе сузились, и кулачищи напряглись, хрустнув суставами. — Как равно и о том, что с ними совершил ты.

Сжав в руке посох, я встал лицом к исполинскому бебеке.

Мёрфи смотрела на меня округлившимися, чтобы не сказать, выпученными глазами.

— Это нейтральная территория, — негромко произнес я.

— Истинно так, — согласился бебека. — И Договор единственно мне не дает хребет твой изломать, а череп раскроить.

— А мне — поджарить зад твой необъятный, — отозвался я, глядя на него пусть и снизу вверх, но в упор, а также дерзко выпятив подбородок. — И не думай, что это дастся тебе просто, Крошка.

— Как знать, как знать, — пророкотал бебека. — Вопрос такой лишь поединок рассудить способен.

Я старался дышать ртом и не слишком глубоко. От бебеки пахло не так плохо, как можно было ожидать, но все же, черт возьми, пахло, и довольно сильно.

— Говори.

— Мы счет к тебе имеем, друг Зимы, — заявил бебека.

— И друг Лета, — напомнил я. — Они одарили меня побрякушками и всем таким.

— Не буду отрицать, — согласился бебека. — Ты службу добрую свершил династии моей, пусть и не королеве. Тем более я удивлен, что против младших родичей моих запретное оружье применил ты.

— Запретное? — негромко переспросила Мёрфи.

— Железо, — объяснил я ей и снова повернулся к бебеке. — Они пытались меня убить. Я хотел остаться в живых.

— Друзья династии моей оружием запретным не грозят, — буркнул бебека. — Ты этого не знал? В отличье от оружия простого, оно не просто раны причиняет. Оно как яд разит и плоть, и душу, и это против нас ты применил.

Я испепелил этого безмозглого дылду взглядом.

— Они пытались меня убить, — повторил я, только медленнее — так, чтобы это звучало по возможности оскорбительнее. — Я хотел остаться в живых.

Бебека недобро прищурился.

— Так ты намерен в том же роде продолжать?

— Я намерен оставаться в живых, — ответил я. — Не я просил этого конфликта. И не я его начал.

— Судьба твоя расстаться с жизнью рано или поздно. Так почему не встретить смерть достойно, мирно с жизнью попрощавшись?

— Мирно? — переспросил я, с трудом удерживаясь от смеха. — Уж если я и погибну в бою, Крошка, надеюсь, что это будет настолько не мирно, насколько мне удастся сделать это для вас, — я уставил в него палец. — Я не имею ничего против тебя и твоих братцев, Крошка, за одним исключением: вы, черт вас подери, пытаетесь убить меня. Откажитесь от этой навязчивой идеи, и хуже, чем сейчас, вам не будет.

Бебека заворчал. Звук этот напоминал лязг раздолбанной коробки передач у старого карьерного самосвала.

— Так я не поступлю. Слугой своей короны я останусь.

— Тогда не ожидай от меня ничего другого, кроме того, что случилось уже с твоими братьями, — заявил я.

— И ты ведешь себя вот так, на службе находясь Зимы? — удивился бебека, словно не веря своим ушам. — Ты, кто вторгался в Арктис-Тор? Какую власть имеет королева Зимних над тобой?

— Извини, Крошка, но ты и вполовину не так крут, как тебе думается. Так и только так я поступаю всякий раз, когда кто-нибудь пытается меня взгреть, — я сделал выразительный жест жезлом. — Поэтому, если ты здесь затем, чтобы попытаться уговорить меня лечь и не рыпаться, можешь идти откуда пришел. А если ты пришел, чтобы сделать очередную попытку меня угробить, хорошо бы тебе иметь больше мозгов, чем твои братья, иначе я оставлю от тебя такую же груду запасных костей.

Бебека снова заворчал и неуклюже кивнул.

— Раз так, пойдем-ка выйдем. И разберемся с этим раз и навсегда.

Ух ты. Ух ты, ишь ты…

Святое дело выказывать браваду перед нехорошими — ну, или не слишком хорошими, как случается — парнями. Этого требует хотя бы самоуважение. Однако я никогда не предпринял бы ничего серьезного по отношению к Крошке с его здоровенной тушей — по крайней мере, не подготовившись к этому как следует предварительно. Мне приходилось также не забывать о том, что «большой» вовсе не значит «глупый», особенно с учетом кругов, в которых он обращался.

Если подумать, почти все приближенные к трону Летних обладают недюжинными способностями противостоять магии. Окажись Крошка хотя бы вполовину таким ловким, как те, с кем я сталкивался в прошлом, и этот поединок мог обернуться для меня серьезными неприятностями. Ему достаточно было бы просто стоять на улице и ждать. Выход из заведения Мака только один.

Что еще хуже, Томас и Молли ждали меня на улице в Томасовой барже, и они наверняка вмешались бы. Не знаю точно, что могло бы произойти в таком случае. Даже не принимая в расчет того, что мы затевали бучу в самом центре Чикаго, посреди бела дня, я бы предположил, что у бебеки имелись подкрепления, поджидавшие где-нибудь поблизости на случай, если в дело вмешается любой, не имеющий отношения к внутренним разборкам Летней и Зимней династий. Молли в бою почти не представляла собой угрозы, а Томас обыкновенно полагал, что лучший способ вступить в драку — это вломиться в нее со всей дури, делая ставку на силу, скорость и натиск.

Все это могло обернуться месиловом, и очень скоро.

Я все еще пытался придумать способ выбраться изо всего этого, никого при этом не убив, когда Мёрфи со стуком положила на стол свой пистолет.

— Я так не считаю, — заявила она громким, вызывающим тоном.

Бебека повернулся и удивленно уставился на нее.

И Мак тоже.

И все, находившиеся в этом чертовом кабаке.

Блин, даже я.

Мёрфи встала, расставила ноги шире как для драки и посмотрела на бебеку в упор.

— Я не позволю нарушать закона, который поставлена охранять.

Бебека склонил голову набок, прочертив рогом борозду на потолке.

Мак поморщился.

— Леди? — прогрохотал бебека.

— Тебе известно, кто я? — спросила Мёрфи.

— Леди-рыцарь, носитель щита этого царства смертных, — ответил бебека. — Служитель закона… так, кажется вас здесь зовут.

— Совершенно верно, спокойно кивнула она.

— Я не бросаю вызова твои властям, о Дама…

— Мёрфи, — подсказала она.

— Дама Мёрфи, — пророкотал бебека.

— Однако же бросаешь, — возразила Мёрфи. — Ты угрожал одному из тех, кого я поклялась защищать.

Бебека потрясенно заморгал — с учетом его роста это оказалось запоминающимся жестом — и покосился на меня.