Внезапно бурный поток сознания приостановился. Олег вспомнил, что вчера, после обеда, к дому подъезжал небольшой мебельный фургончик, из которого двое грузчиков выгружали и заносили в подъезд какие-то длинные прямоугольные коробки. Ну что ж, конечно, не бог весть что, но, на худой конец, на безрыбье, может, и пригодится. Сразу же, по цепочке, он вспомнил, что незадолго до этого полная дама, определенная им как консьержка, вернулась в дом после своего сорокаминутного отсутствия. Стоп. Стоп, стоп, стоп. Иванов снова включил ноутбук и стал вытаскивать из его бездонной памяти сделанные вчера записи. Благодаря цифровой индикации времени на каждом отдельном кадре найти необходимые моменты съемки было несложно. С помощью нехитрых манипуляций кнопками со значочками + и – он остановил на экране кадр, зафиксировавший уже довольно близко подошедшую к объективу невысокую пожилую женщину с подобранными сзади в пучок жиденькими соломенными волосиками, в длинном жакете толстой вязки и с накинутым на плечи старомодным коричневым пальто. Олег максимально увеличил и без того достаточно крупный кадр, запечатлевший в три четверти оборота лицо объекта съемки, и, приглядевшись, заметил, что на правой щеке женщины, ближе к уху и сползая на шею, виднеется красноватое пятно вытянутой, неровно-продолговатой формы. Аллергия? Похоже.

Иванов медленно и задумчиво выключил компьютер и, повернув голову в сторону затемненного окна, сосредоточенно нахмурился. Он просидел в такой неподвижной позе около двух минут, затем, по всей видимости, приняв в голове какое-то решение, коротко вздохнул и начал четкими быстрыми движениями демонтировать свою незамысловатую систему видеонаблюдения. Через десять секунд смотанный оптико-волоконный кабель и крепежное устройство исчезли в соответствующих отсеках футляра ноутбука, и весь комплект последним движением руки, застегнувшим молнию этого самого футляра, был приведен в исходное походное положение.

После этого Олег, передвинувшись влево, к двери, которая выходила непосредственно на проезжую часть, некоторое время потратил на внимательное изучение обстановки на улице вокруг его автомобиля и затем, выбрав наиболее, по его мнению, подходящий момент, не надевая плаща и шляпы, потянул на себя защелку двери и быстро, хотя и осторожно, выскользнул наружу. Оказавшись на улице, он еще раз оценил ситуацию. Прохожих, которые могли бы заметить его появление, поблизости, на противоположной, четной стороне улицы, не наблюдалось. Внушительная высота кузова машины – почти 170 сантиметров – достаточно надежно скрывала его от любопытных взоров и со стороны нечетной. Самое главное, помещение для консьержки, если оно и было в доме, как он предполагал, совершенно точно не имело выхода наружу – все окна первого этажа принадлежали явно жилым квартирам. Следовательно, самый добросовестный по определению наблюдатель за тем, что творилось на улице, возле дома, был объективно лишен возможности такого наблюдения. Сев на место водителя, Олег завел двигатель и медленно подал автомобиль метров на семь-восемь вперед, на место, где до этого ютился белый «Опель Кадетт».

Снова выйдя наружу и стараясь осуществлять все свои действия спокойно, естественно и непринужденно, продолжая вместе с тем внешне незаметно, но очень внимательно наблюдать за тем, что творится у него по сторонам, он подошел к хвостовой части машины и, открыв заднюю откидную дверь, стал неспешно перебирать лежащие в багажном отсеке предметы. Внезапно (и, как могло показаться со стороны, совершенно непроизвольно) с новым, на этот раз не очень сильным, порывом ветра из открытой задней двери минивэна вылетел небольшой белый листик бумаги, предусмотрительно заранее приготовленный ковыряющимся в багажнике водителем и зажатый им до поры до времени в своей руке. Листик этот отлетел не очень далеко – метра на два – два с половиной назад и упал на проезжей части, в месте ее соприкосновения с невысоким тротуарным бордюром. Водитель «Рено», якобы заметив это, неторопливо повернулся, подошел к месту падения своей бумажки и, нагнувшись, поднял ее. Одновременно с этим он зафиксировал, правда, чуть дальше, чем предполагал, – очевидно, причиной тут был все тот же последний порыв ветра – еще один маленький белый прямоугольник, также лежащий на проезжей части, правда, не рядом с тротуаром, а где-то метра на два в сторону от него. Сделав еще несколько шагов в сторону оброненной «Матреной» визитки, Олег небрежно поднял и ее и, повернувшись, так же неторопливо и спокойно снова вернулся к своему «Рено». И это было сделано вовремя, так как именно в этот самый момент на месте ночной стоянки минивэна, там, где еще секунду назад лежал белый прямоугольник визитки, с каким-то скрежетом затормозив, остановился серебристый 307-й «Пежо», буквально пару мгновений до этого повернувший с улицы Пасси. Олег, опять уткнувшись в свой багажный отсек и не оборачиваясь, услышал, как хлопнула закрывающаяся дверь соседней машины и по мостовой по направлению к дальнему подъезду дома номер 37 легко процокали женские каблучки. Дав даме возможность удалиться на достаточное расстояние, он захлопнул заднюю дверцу, сел на переднее сиденье водителя, снова вздохнул, но на этот раз гораздо более облегченно, и, заведя мотор, через пару секунд скрылся из виду за первым левым поворотом.

Отъехал он, правда, не очень далеко. Свернув на авеню Поля Думе, Иванов выскочил затем на улицу Пасси, движение по которой также было организовано в одном направлении, и, найдя свободное место на ее нечетной стороне, припарковался метрах в ста от начала все той же улицы Виталь, совсем недалеко от дома, за которым он еще каких-то десять минут назад вел свое наблюдение.

Заглушив мотор, Олег первым делом вытащил из кармана пиджака подобранный им чуть ранее небольшой белый прямоугольничек и принялся его внимательно разглядывать. Это была визитная карточка какого-то китайского ресторана под названием «Лун Ван», расположенного, судя по указанному адресу, за Сеной, на юге, в тринадцатом округе, в райончике, известном под названием «Чайна-таун». Название ресторана было выдавлено в центре карточки золоченым тиснением двумя китайскими иероглифами и продублировано латинским шрифтом. В общем и целом визитка как визитка, ничего особенного. Правда, на обратной ее стороне был изображен написанный уже от руки шариковой ручкой еще какой-то иероглиф и рядом с ним стояли нацарапанные той же ручкой несколько ровных палочек. Иванов хмыкнул: ясности в дело оперативной разработки бывшей обладательницы этой карточки ее находка явно не добавляла, скорее наоборот – сразу начинали возникать новые вопросы. Ну а, в принципе, разве не этого следовало ожидать? Вопросов сейчас, на первых порах, с каждым новым шагом будет появляться гораздо больше, чем ответов; сомнений больше, чем уверенности.

Олег вздохнул, снова засунул визитку в карман пиджака и потянул на себя защелку дверной ручки. Выйдя из машины, он открыл следующую боковую левую дверь, достал лежащие на заднем сиденье шляпу и плащ, не спеша надел их, одновременно внимательно оценивая складывающуюся вокруг него на улице обстановку, затем взял лежащий на том же сиденье ноутбук, повесил его на левое плечо и, захлопнув дверь машины, размеренным неторопливым шагом отправился в сторону улицы Виталь.

Чтобы дойти до нужного дома номер 37, ему должно было понадобиться три, максимум – четыре минуты. Значит, у него есть всего три, от силы четыре минуты для того, чтобы слепить в голове более-менее пригодную легенду и обоснование всех своих последующих действий. Олег намеренно и сознательно поставил себя в такие жесткие условия. Оперативный работник знал, что если бы он решил все тщательно обдумать, набросать и проанализировать различные варианты возможного развития событий, не спеша, в относительно спокойном и комфортном положении, сидя в машине, то потратил бы на это уйму времени и, в конце концов, вполне вероятно, нашел бы гораздо больше доводов против самой идеи идти на контакт с консьержкой, чем за нее. «Так трусами нас делает раздумье, и так решимости природной цвет хиреет под налетом мысли бледным, и начинанья, взнесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия»[35]– мгновенно промелькнули у него в голове столь любимые и часто повторяемые им строки из монолога так и не сыгранного им в свое время в студенческом театре МГУ известного датского принца. Нет, пока кураж еще есть, пока он не убит, не задавлен размышлениями, надо идти – импровизация в этом случае может оказаться гораздо эффективней самых тщательных домашних заготовок.