Остается также неясным ход развития событий после экспансии вельбарской культуры. Археологические зоны – это материальные остатки культур, не вещей, поэтому экспансию в географическом регионе одной системы за счет другой не следует трактовать как акт завоевания, как сразу же предположил бы Коссинна. По большому счету, такого рода экспансия культуры может быть следствием развития любого рода – разумеется, в том числе завоевания или аннексии, но также и расширения торговых связей, изменения системы верований и т. д. В нашем случае вполне очевидно, что экспансия вельбарской культуры до определенного предела представляла собой слияние разных культур; пшеворское население приспосабливалось к нормам вельбарской культуры, а вовсе не заменялись полностью ее носителями. Как видно на карте 4, на некоторых кладбищах захоронения вельбарского типа заменили своих пшеворских предшественников сразу же, нет никаких признаков того, что какое-то время кладбище не использовалось. Возможно, мы имеем дело со следующим явлением – пшеворское население усвоило новые ритуалы погребения, принесенные носителями вельбарской культуры в том, что касается захоронения с оружием, и, возможно, также верования, которые их определяли. Однако даже перемены такого рода не происходят в вакууме. Что-то должно было заставить носителей пшеворской культуры изменить давно сложившиеся устои жизни, точнее, смерти. Что именно? Об этом археологические свидетельства умалчивают. На мой взгляд, самый правдоподобный ответ – новый уровень политического влияния, поскольку даже культурная ассимиляция обычно следует за установлением политического господства.

Столь же важно отметить, что помимо слияния культур экспансия вельбарской культуры также включала в себя переселение жителей северной Великой Польши на юг. Это отражено в исторических источниках. К примеру, к 200 году н. э. римская армия смогла завербовать в свои ряды готов – принадлежавших как раз к одному из старых вельбарских племен и живших близ границ Дакии. Еще сто лет назад готы находились слишком далеко от границ Римской империи, чтобы подобное могло произойти. Однако археологические данные сами по себе весьма показательны. Общая плотность населения в вельбарских становищах быстро росла с начала тысячелетия. Отдельные поселения существовали недолго, сравнительно быстро выходя из использования на протяжении I и II веков, отражая неспособность жителей поддерживать плодородность полей в течение длительного срока. Однако есть и другой аспект этого процесса. Каждые двадцать пять лет после рождения Христа появлялось все больше жилых поселений в землях носителей вельбарской культуры. Это заставляет сделать вывод о росте населения, который мог бы объяснить и постепенное перемещение этих народов на юг, ближе к Карпатам – что, в свою очередь, и позволило римлянам набрать рекрутов из числа готов. Это также говорит о вероятном давлении со стороны носителей вельбарской культуры на своих непосредственных соседей пшеворского происхождения в Центральной Польше. Как мы видели, свидетельства сельскохозяйственного производства в германской Европе и впрямь говорят о существенном росте населения в римский период, поэтому открывающаяся картина вполне правдоподобна. Если так, растущее вельбарское население, по всей вероятности, поставило своих пшеворских соседей перед нелегким выбором – принять вельбарскую культуру либо пуститься на поиски новых земель[115].

Разумеется, хотелось бы знать гораздо больше подробностей – и очень жаль, что мы не можем установить, действительно ли экспансия вельбарской культуры предшествовала беспорядкам близ границ империи, которые Марк Аврелий упорно подавлял, или же стала одним из их последствий. Тем не менее вместе история и археология ясно показывают, что война была весьма необычна по своему масштабу и продолжительности, и позволяют предположить, что одной из причин тому стала роль, сыгранная агрессивно настроенными группами населения, пришедшими в приграничные регионы издалека. Не только ненадежные свидетельства «Истории Августов» являются основанием для утверждения, что одной из черт Маркоманской войны было появление большого количества переселенцев. Некоторые фрагменты куда более надежного источника, «Истории» Диона Кассия, указывают на то же самое, и это в сочетании с экспансией вельбарской культуры добавляет новое измерение к нашему пониманию происходивших тогда событий. Всего этого вместе достаточно, чтобы показать: Маркоманскую войну нельзя трактовать как типичный приграничный конфликт, разве что чуть более ожесточенный. И у нас появляется еще больше причин считать ее переломным моментом, если речь идет о III веке, когда размах экспансии вельбарской культуры возрос и продолжающаяся миграция германцев полностью перестроила мир близ границ Рима.

Предпринятые Марком Аврелием контрмеры вполне эффективно нейтрализовали острый кризис, начавшийся в 160-х годах, и в европейском приграничье Рима воцарился мир, который продлился почти два поколения. В III веке, однако, снова назрела проблема – и еще более серьезная, чем раньше. Положение ухудшилось еще и из-за того, что в этот же период стала укрепляться власть династии Сасанидов, которая превратила Ближний Восток (преимущественно территорию современных Ирака и Ирана) в сверхдержаву, способную потягаться с Римом. Сасаниды стали куда более серьезной угрозой, уничтожив армии трех римских императоров – и даже захватив в плен последнего из них, Валериана, проведя его в цепях за шахиншахом (царем царей) Шапуром I Сасанидом. После смерти Валериана с его тела содрали кожу и сделали чучело – военный трофей. Эта новая угроза, естественно, вынудила Рим сосредоточить военные ресурсы на востоке, и события на Рейне и Дунае необходимо рассматривать именно в этом контексте. Если бы Сасаниды столь стремительно не ворвались в историю, противники империи в Европе ни за что бы не получили такой свободы действий[116].

В Западной Европе, на Рейне и в верхнем течении Дуная, кризис III века включал в себя умеренную миграцию и значительную политическую реорганизацию. В этот период начинают формироваться новые племенные союзы германцев, о которых мы говорили в прошлой главе. Алеманны впервые становятся врагами Рима в 213 году, когда император Каракалла выступил против них с упреждающим ударом, начав военную кампанию. Предположительно, алеманны уже тогда представляли собой угрозу, однако наши источники, и без того немногочисленные, указывают на то, что она стала гораздо серьезнее в 230-х годах. Алеманны совершили серьезное нападение на Рим в 242 году, и подобные налеты были более или менее регулярными на протяжении 40-х и 50-х годов, хотя такая картина складывается на основании ряда фрагментарных исторических данных и археологических свидетельств, прежде всего монетных кладов, – серьезных источников, повествующих о событиях тех лет, к сожалению, не сохранилось. Однако самое позднее к 260 году алеманны и другие племена, жившие в этом регионе, стали источником серьезных проблем для Рима. Некоторые из них уже получали субсидии, и в надписях на алтаре-жертвеннике, обнаруженном в Майнце, увековечено ответное нападение римлян, в ходе которого были освобождены тысячи пленников, захваченных в Италии. Но самым поразительным было то, что примерно в 261 году (римляне никогда не трубили направо-налево о своих поражениях) так называемые Декуматские поля, земли, находившиеся под властью римлян с начала I века (см. карту 5), были потеряны для империи.