которые четыре года назад, когда эта земля была еще пустыней, он заплатил 11 000 долларов. Представьте себе рощи прекрасных дубов и других деревьев, некоторые из которых разветвляются на 100 футов. Затем представьте себе столько же роз, розовых, фиолетовых и других цветов... всевозможные немецкие ягоды и сливы, апельсины, инжир, груши, всевозможные орехи и оливки, словом, все, что только может пожелать сердце... Настоящий рай!!! Кроме того, лошади и коровы, четыре из которых оценивались в 800 долларов за штуку и давали по 16 кварт в день.

Если Бог даст нам здоровье, вы непременно должны провести здесь зиму...

Прощай, любимая,

Ваш Иосиф

Он действительно изучал показатели этого наименее еврейского бизнеса — фермерства. Через несколько дней он с еще большим энтузиазмом взялся за статистику:

Мой любимый Бабет:

Позавчера мы с Абе поехали на поезде в Сан-Хосе и Санта-Клару. Невозможно описать тебе, какой это рай — участок земли длиной в шестьдесят миль и шириной в шесть миль, где фермер может собрать два урожая пшеницы, овса, кукурузы за одно лето и двенадцать урожаев травы и сена, и все это без единой капли дождя с апреля по октябрь. Кто этого не видел, тот и представить себе не может. Я видел там столетнее растение, которое десять недель назад было высотой в два фута, а теперь достигает тридцати трех с половиной футов и продолжает расти в высоту.[18] Есть фермеры, которые продают за год зерна на 100 000 долларов, а один джентльмен, которого мы встретили, сказал нам, что он делает 30 000 галлонов вина в год.....

Конечно, когда Джозеф вернулся домой, его встретила паника, и Бабет так и не смогла перезимовать в Калифорнии.

Один из самых мрачных дней паники совпал с двадцать пятой годовщиной свадьбы Джозефа и Бабет. Они всегда жили в съемных домах, а в то время жили на Западной Тридцать четвертой улице, 26, где их хозяином был Джон Джейкоб Астор. Почти напротив, по соседству с Асторами, был выставлен на продажу особняк шириной сорок пять футов. Джозеф (чьи личные финансы не пострадали от паники) купил его за 60 тыс. долл. и преподнес Бабет в качестве подарка на юбилей. Но, в отличие от мужа, сердце маленькой Бабет по-прежнему лежало в Старом Свете. Она слишком привыкла прятаться от мытаря, чтобы жить в особняке. Она была встревожена подарком и отказалась переезжать, так что через несколько месяцев Иосиф с сожалением продал дом по постпанковским ценам за 62 тыс. долл. (Через несколько лет за дом выручили 750 000 долларов; сейчас на этом месте стоит отель Ohrbach's).

Трудно понять, как в эти напряженные годы Джозеф находил время для филантропии, но он это делал. В своем растущем желании считаться американцем больше, чем евреем, он поддержал одно особенно трогательное дело. Непостоянная и остроумная Мэри Тодд Линкольн за годы пребывания в Белом доме не успела полюбиться Вашингтону, а после убийства президента столичные чиновники предпочитали ее не замечать. Линкольн оставил наследство в размере более 80 тыс. долл. США, которого должно было хватить на комфортное, если не стильное, существование его вдовы, но в 1868 г. она оказалась в таком затруднительном финансовом положении, что дала объявление в газете New York World с просьбой о помощи. После этого она предприняла неудачную попытку продать свои личные вещи, включая одежду, на аукционе, что еще больше шокировало и возмутило общественность. Одним из немногих людей, пришедших на помощь миссис Линкольн, был Джозеф Селигман.

Когда она вместе с маленьким сыном Тадом переехала в Европу, Джозеф оплатил расходы на путешествие. Когда она поселилась во Франкфурте, Джозеф поручил своему брату Генри ухаживать за ней, и в течение нескольких лет Джозеф и его братья присылали ей деньги. В 1869 году в Конгресс был внесен и отклонен законопроект о пенсионном обеспечении вдов президентов, после чего Джозеф Селигман обратился с письмом к Гранту:

Прилагаемое письмо миссис Линкольн было передано мне моим братом, проживающим во Франкфурте, с просьбой ходатайствовать перед Вашим Превосходительством от ее имени. Мой брат сообщает, что средства миссис Линкольн, по-видимому, исчерпаны и что она живет совершенно уединенно. Если Ваше Превосходительство сможет последовательно рекомендовать Конгрессу облегчить насущные нужды вдовы великого и доброго Линкольна, я не сомневаюсь, что рассматриваемый сейчас законопроект пройдет к удовлетворению партии и всех добропорядочных граждан».

Из Франкфурта Генри Селигман на английском языке, заржавевшем за годы жизни в Германии, написал еще более трогательное письмо сенатору Карлу Шурцу:

Я хотел бы написать Вам сегодня от имени вдовы нашего покойного доброго и печального президента Линкольна. Она живет здесь очень скромно и экономно, и, насколько мне известно, не имеет достаточных средств для комфортной жизни.... Я знаю, что не принято раздавать деньги или назначать пенсии, за исключением партий, заслуживающих их, и могу заверить, что нет более достойной цели, которую может предоставить наше правительство, чем дать жене этого великого и доброго человека, погибшего на службе своей стране, достаточно средств, чтобы жить хотя бы респектабельно. Если бы вы, дорогой сэр, увидели ее, как я в прошлый Новый год, живущей на маленькой улице в третьем этаже, в грязных комнатах, почти без мебели, в одиночестве, убитой горем и почти с разбитым сердцем, вы бы сказали вместе со мной: может ли жена нашего великого человека жить так, и не обязана ли наша нация ему, отдавшему свою жизнь за свободу, что наша великая и богатая страна не может выразить хотя бы свою благодарность его священному имени каким-нибудь маленьким свидетельством в виде предоставления его семье удобного дома. Она... живет очень замкнуто и скромно, почти никого не видит, и потрясение от этого ужасного ночного происшествия, лишившего нас одного из величайших и лучших людей, ужасно сказалось на ее здоровье и уме... Я написал также сенаторам Орегона... и сенатору Корбилу из Калифорнии. ... Мой брат Джозеф может сообщить вам, что все мы настаиваем на этом только из-за нашей преданности имени Линкольна, которого мы все так любили и уважали, и мы не хотели бы видеть его семью в нужде в чем-либо... С самыми добрыми пожеланиями вашему высокочтимому я желаю вам здоровья и процветания, я остаюсь вашим самым почтительным образом.

Генри Селигман

Письма возымели свое действие: в 1870 г. был принят законопроект о пенсионном обеспечении. Характерно, что миссис Линкольн, ставшая впоследствии сумасшедшей, так и не поблагодарила Селигманов. Но из их писем ясно, что они и не ожидали от нее благодарности; они выражали не более