«Ясное дело», – сказал Брэйс.

«Помогите… Сделайте хоть что-то… Пожалуйста! – умолял он. – У меня дома двое детей. Пожалуйста!»

«Не волнуйся, – заверил его Брэйс. – С тобой все будет хорошо». Но он знал: сержант при смерти.

Они пережили ужасный момент, когда взволнованная девчушка, увидев британских солдат, выбежала на улицу с криком: «Шоколад!»[385] Двое десантников закричали, чтобы она вернулась, но девочка попала под перекрестный огонь. Кто-то выскочил, взял ее тело и перенес через дорогу. Голландцы, несмотря на обстрел, забирали раненых к себе в дома и заботились о них.

На Y-образном перекрестке, недалеко от больницы Святой Елизаветы, главная колонна двинулась по развилке прямо к мосту. Врачи и санитары 16-й (воздушно-десантной) полевой медчасти шли ко входу в больницу – там «жертвы чуть ли не ждали на пороге»[386]. Внутри британцы обнаружили, что голландские врачи предусмотрительно разместили британских раненых в одном крыле больницы, а немцев – в другом.

Офицеров и солдат медполка, тащивших большую часть оборудования на себе, ждал самый теплый прием. Когда пришли первые вести о десанте, «десятки медсестер и докторов вышли на улицу и, взявшись за руки, водили хоровод, будто находясь в бреду от радости»[387]. Сорок немецких монахинь-католичек, тоже работавших в больнице, разнервничались из-за неожиданного поворота событий. Все голландцы из медперсонала собрались у пианино и пели «Песню Вильгельма», многие не могли сдержать слез. Затем спели «Боже, храни короля».

«Пока они пели, показался британский солдат. Он вел немецкого офицера, уперев тому в спину винтовку. Оказалось, немец был хирургом. Все время, пока пели гимн, он стоял по стойке “смирно”»[388]. Немецкий врач не хотел работать в госпитале, но его заставили. Теперь здесь были голландские, британские и немецкие врачи, немецкие монахини, голландские медсестры, британские санитары, добровольцы из местного подполья и помощники из Красного Креста.

Сестра ван Дейк гордо сказала плененному врачу: «Отныне мы свободны!»[389] Тот покачал головой: «Не спешите. Это только начало». Один раненый немец спросил ее, знает ли та, куда его отправят. «Скорей всего, в Англию», – уверенно ответила она. «Слава Тебе Господи!» – отозвался тот. Невролог Луис ван Эрп спросил одного из британских офицеров, что будет дальше. «Ну, пара дней лютых боев, а потом прибудет Монти»[390]. В ту ночь человек тридцать австрийцев из люфтваффе – теперь поневоле пехотинцы – пришли в госпиталь и подняли шум, требуя лечить их легкие раны. Все они были вооружены, так что персоналу пришлось оружие у них отобрать и запереть в надежном месте. Австрийцы были только рады: они ясно дали понять, что сражаться за немцев не желают.

Генерал-фельдмаршал Модель и его штабисты добрались до командного пункта Биттриха к 15.00. «Я ищу новый штаб, – объявил Модель. – Они почти достали меня»[391]. Биттриху, вероятно, пришлось сдержать улыбку, щадя тщеславие своего начальника, считавшего себя главной целью. Сам Биттрих сперва предполагал, что союзники планируют отрезать 15-ю армию генерала фон Цангена. Теперь суть операции была совершенно понятна. Генерал-оберст Штудент изрядно поволновался в тот вечер, когда вернулся патруль с приказами союзников, найденными на разбившемся под Вюгте планере Waco, но, как только немецкое командование связало штурм мостов с атакой 30-го корпуса, намерения союзников стали очевидными. Однако реальная ценность этих документов состояла в том, что в них содержались подробности последующих вылетов – и немцы смогли навести зенитки на зоны высадки.

Биттрих уже отдал распоряжения 2-му танковому корпусу СС. «Дивизии – провести разведку в направлении Арнема и Неймегена, – приказал он штандартенфюреру Харцеру из 9-й танковой дивизии СС «Гогенштауфен»[392]. – Действовать без промедления! Захват Арнемского моста и контроль над ним имеет решающее значение!» Биттрих планировал передать ответственность за контроль Неймегена 10-й дивизии СС «Фрундсберг», но допустил ошибку: он упомянул город в присутствии Харцера, и тот разрешил своему разведбату под командованием Виктора Гребнера уйти слишком далеко от основной цели.

Модель выражал идеи гораздо яснее. Он хотел, чтобы дивизия «Гогенштауфен» под началом Харцера помешала англичанам захватить Арнем, а дивизия «Фрундсберг» Хармеля – перешла Недер-Рейн и не дала 2-й британской армии соединиться с десантниками. Польдеры Бетюве, с единственной главной дорогой через Элст, подходили для этого идеально. Модель отвергал любые предложения взорвать мосты в Арнеме и Неймегене. Их нужно было удержать для масштабной контратаки. Биттрих согласился, что Арнемский мост сохранить необходимо, но такой же приказ в отношении моста через Ваал в Неймегене его встревожил.

Группа армий «B» Моделя потеряла связь со штаб-квартирой Рундштедта, однако все же могла передавать сообщения через частоты люфтваффе на Западном фронте – и получила лавину приказов и инструкций с кодовым словом «Гнейзенау», что повлекло за собой немедленную мобилизацию всех назначенных боевых групп. Корпус Фельдта с 406-й дивизией охраны тылов получил приказ атаковать 82-ю воздушно-десантную дивизию к юго-востоку от Неймегена из Клеве и Гоха; стоявший в Кёльне 2-й парашютный корпус под началом генерала парашютных войск Ойгена Майндля – приказ выдвигаться в Клеве и «взять каждого солдата, способного держать оружие»[393]. Перед ними была поставлена задача отбросить 82-ю вдд и присоединиться к войскам, защищающим Неймеген, хотя ни Майндль, ни Модель пока еще не знали, что это за войска.

Генерал-фельдмаршал потребовал от штаба Рундштедта «как можно быстрее обеспечить подкрепление тяжелыми мобильными противотанковыми орудиями. Нехватка противотанкового оружия малой дальности [ «панцерфаустов»] и топлива тормозит все контрмеры»[394]. Еще он требовал от 107-й танковой бригады и бригады штурмовых орудий, идущих в Ахен из Дании, провести ложные маневры; кроме того, хотел получить тяжелый танковый батальон «Королевских тигров», батареи 88-мм зениток и почти все подразделения, какие только можно было отправить, лишь бы предотвратить прорыв союзников.

Модель клял люфтваффе на чем свет стоит: «Почти полное отсутствие воздушной и сухопутной контратаки имеет решающее значение! Наши истребители должны быть в небе и днем и ночью! Это совершенно необходимо!»[395] По-видимому, эти жалобы он и выкрикивал, когда звонил генерал-лейтенанту Бюловиусу из 2-го истребительного корпуса. Бюловиус пытался уверять, будто его пилоты сбили девяносто «Мустангов»: то была напрасная и несуразная ложь.