как Царев открывает рот, чтобы что-то мне сказать, и тут же зло стискивает губы. Отворачиваюсь и ускоряюсь под хрипловатое рычание.

Глава 25

За спиной воет сигнализация, причем так протяжно, будто Лев от злости перепутал кнопки на брелоке. С грохотом хлопает дверца – нельзя же так с итальянским автомобилем! – и после еще нескольких манипуляций, сопровождающихся писком и противными звуками, мазерати наконец-то затихает. А вот тяжелые шаги идущего по моим пятам зверя становятся все громче и ближе.

Взлетаю по ступенькам, хватаюсь за ручку тяжелой двери, тяну на себя, чуть не надрываясь. И ощущаю спиной жар мужского тела. Лев прижимается ко мне вплотную, а грудная клетка вздымается, едва не вдавливая меня в дверь. И отступить некуда. Я в западне.

Широкая горячая ладонь накрывает мою, обледеневшую от холода и нервов. Согревает, сжимая. И между ребер вонзается острое чувство дежавю.

Лев помогает мне открыть заевшую дверь, как в тот раз, когда мы столкнулись в школе. На этом же месте. И чтобы совпадение было полным, небо вдруг темнеет, гремит, а на землю падают первые капли дождя, которых с каждой секундой становится все больше. Будто сама природа издевается над нами, восстанавливая цепочку событий того дня.

Импульсивно накидываю на голову капюшон, прячась не столько от дождя, сколько от шумно дышащего, будто рычащего, Льва. Я как на следственном эксперименте и воспроизвожу детали преступления.

– Не слишком ли он старый? – хрипло выдает Царев, пропуская меня вперед.

– Для чего? – выглядываю из-под капюшона и, проследив за грозным взглядом Льва, вижу лишь скрывающегося в машине Васю.

– Для… всего! – подталкивает меня в холл. – И дети есть? Еще и женат, наверное? – резко отпускает дверь, и она закрывается с громким звуком, заставив меня подпрыгнуть на месте.

– Ну да, – отвечаю без задней мысли. Не понимаю, почему Льва так интересует наш водитель и его семейное положение. Все хорошо у Васи: любимая Стася, детишки, домашний уют…

– Это и есть твой мужчина?

– Кто? – нахмурившись, бубню себе под нос.

Борюсь с намокшим капюшоном, который цепляется за пучок и мешает мне посмотреть в бесстыжие глаза этого испорченного фантазера, но маленькая тень отвлекает мое внимание. Незнакомый мальчишка, упакованный в куртку и с портфелем наперевес, летит прямо мне в ноги, не разбирая пути. Машинально ловлю его за шиворот, чтобы не растянулся на затоптанном полу. И поскальзываюсь сама на мокрой подошве, едва не падая на глазах у толпы школьников и родителей.

Звериная лапа ложится на мой живот, прибивает к огромной твердой скале, впечатывает в каменное тело сначала попой, а потом и спиной, обездвиживая. Вторая тянется к пацану, вовремя подхватив его и поставив на ноги, треплет по макушке, с которой сползла шапка, и отпускает.

– Спасибо, дядь, – бросает мальчишка и, не сделав выводов, опять ускоряется.

Вздохнув, провожаю его укоризненным взглядом. Капюшон грубо срывается с моей головы, но лапа продолжает сжимать талию. Надавит чуть сильнее – и точно сломает меня пополам.

– Ты чем думала, когда его выбирала? – жаром обдает макушку, а от затылка вниз по позвоночнику проносится армия обезумевших мурашек. Топчется по коже, отплясывая дикие танцы и высекая искры.

– Тем же, чем и вы, Лев Романович, когда выбирали свою невесту, – язвительно тяну, уходя от ответа.

Необъятная ладонь перемещается на бок, делает захват, из которого не выбраться, и по-хозяйски управляет моим телом. Чувствую себя марионеткой, которой играет пресыщенный жизнью кукловод с больной фантазией.

– Кхм… Ну, для этого могла и помоложе найти, – трактует мою невинную фразу в меру своей распущенности. – Не могла же ты совсем так отчаяться…

Лев в очередной раз на мою внешность намекает? Какой же хам. И почему к нему только девушки липнут? Или он сам их приклеивает, как меня сейчас? По-прежнему держит крепко и не позволяет сделать глубокий вдох. С трудом прокручиваюсь внутри капкана, оказываюсь со зверем лицом к лицу. Взгляды пересекаются, одинаково злые и раздраженные. Я вспыхиваю из-за его нахального поведения, а он… Непонятно вообще, что с ним происходит. Бешенством заболел?

– Сердце, Лев Романович, – укладываю ладошку на его грудь и чувствую, как между широких ребер раздается удар. – Я говорю о сердце, – ехидно ухмыляюсь. – А вы о чем подумали?

– О мозгах, красавица, – касается пальцем моего виска. – Вот тут они должны быть. И шевелиться. Думать, прежде чем связываться с женатым стариком, – развернув ладонь, проводит костяшками по моим волосам. – Тут, а не там где показываешь.

Отбрасываю его руку, убираю свою. И отшатываюсь от разъяренного мужчины, пока мы не прибили друг друга.

– Знаете ли, Лев Романович… Лучше там, где я показываю, чем… – многозначительно стреляю взглядом вниз, целюсь в пряжку его ремня, но, как назло, захватываю гораздо больше. И, покраснев, отворачиваюсь.

– Смело, красавица, – грозный рык прорезает шум толпы.

Решив не провоцировать неуравновешенного Царева, ныряю в коридор и шагаю к Ромкиному классу.

– Ты откуда знаешь, куда идти? – насмешливо летит мне в спину, врезается между лопатками, как смертельный выстрел.

– Алена-а-а, – мчится мне навстречу младший львенок, спасая от старшего. – Привет!

Замираю и теряюсь на мгновение, когда Ромка, подтянувшись, обвивает меня ручками за талию и прижимается щекой к животу, будто я родная ему. Чуть ли не мурлыкает, как маленький котенок.

Я слишком молода и неопытна, чтобы во мне пробудился материнский инстинкт, да и мальчишка по возрасту никак не годится мне в сыновья, но… Что-то теплое разливается в груди, обволакивает сердце горячей карамелью, обжигает изнутри так, что на глазах выступают слезы.

Касаюсь пальцами темной макушки, неловко перебираю короткие волосы. И нахожу причину моим странным чувствам. Я просто жалею малыша, одинокого и никому не нужного. Вспоминаю пренебрежительное отношение к нему Марины, да и Лев не производит впечатления образцового отца. Пока ходит по бабам, его ребенок тоскует один дома.

С ненавистью зыркаю на Царева, который, опешив, меняется в лице. И осторожно тянусь в сумку.

– Я тебе свитер привезла, – приседаю напротив сияющего Ромки. И он вспыхивает еще ярче. – Смотри, – разворачиваю, демонстрируя ему обновленную вещь.

Но лазурный, как у отца, взгляд устремляется на меня. Оценивает и прищуривается с хитринкой.

– Уже лучше, но все равно не то, – заговорщически шепчет крошка Царев.

– Тебе не нравится? – огорченно выдыхаю, нервно комкая ткань.

– Роман, – сурово окликает его Лев, но я отмахиваюсь от него, как от назойливой мухи. Баб своих пусть воспитывает.

– Мне-то и так нормально, – медленно произносит Рома, продолжая изучать меня. А потом вдруг косится на отца. – Но надо, чтобы папе нравилось, – лепечет одними губами.

– Свитер? – недоуменно смотрю на