дома разгромить, – намекает на столик для бумаг. Преувеличивает, как обычно. – Насчет поперечной – не могу прокомментировать, – усмехается. – А хозяйке, по всей видимости, папка совершенно не нужна. Иначе она давно бы забрала ее у меня. Что ж… – убирает «мою прелесть», и я машинально подаюсь вперед всем телом. – Если тебе тоже не надо, тогда выброшу.

Пока я округляю глаза и рот от возмущения, он замахивается и собирается запустить папку в сторону ведра для бумаг. Мои наброски! В мусорник!

От боевого запала не остается и следа. Я на грани того, чтобы сбросить маску. Капитулирую. И бледнею, становясь похожей на белый флаг, который мне как раз сейчас нужен.

Пытаюсь поймать папку на лету, но Царев лишь делает вид, что хочет выкинуть ее, а сам не отпускает. Хмыкнув, изгибает бровь. Эскизы зависают в воздухе, зажатые в крепких пальцах Льва, лишь несколько листочков показываются из стопки.

– Я взгляну, Лев Романович, – хватаю папку и прижимаю ее к груди.

– Взгляни, конечно. Может, новое что узнаешь, – нагло подмигивает и уходит, оставив дверь открытой.

Убедившись, что Царев скрылся в соседней комнате, я отгоняю от себя предательские мысли о том, что он там будет переодеваться, и подавляю больное желание одним глазком подсмотреть за ним.

– Совсем чокнулась, хищника провоцировать, – отругав себя, падаю на диван.

Избавившись от надоедливых очков, открываю папку. Листаю эскизы, проверяю, все ли на месте. Выдыхаю с облегчением, когда осознаю, что Лев сохранил мои труды. Кроме… Наброска подвенечного платья, что он преподнес своей невесте в качестве свадебного подарка. А она даже не оценила.

– Как же жаль, – надуваю губы, а в душе вновь разливается тоска.

Не вернуть мне мой шедевр. И никогда самой не надеть. Разве что украдкой на примерке. Чтобы потом отдать самке Царева.

Но сердце сжимается не только из-за этого… А потому что ушей вдруг касается подозрительное повизгивание. Прислушиваюсь к приглушенным звукам, доносящимся издалека. И когда они превращаются в писклявый вой, я мчусь со всех ног по коридору. Одной рукой держу драгоценную папку, а другой – придерживаю длинную юбку, чтобы не запутаться в ней на бегу.

– Боня! – вскрикиваю так, что могла бы составить достойную конкуренцию испуганной собачке.

Как я могла забыть о щенке Кристины? И почему стоит такой визг, будто на несчастную хохлатку кто-то напал? Надеюсь, Царев на наступил на нее случайно? Этот танк с гантелями вместо гусениц ничего не замечает на своем пути.

Бросаю взгляд на комнату с тренажерами, перевожу на ту, где переодевается Лев. И прибавляю шаг.

– Алена? – удивленно окликает меня Царев. Но я не оглядываюсь.

Собачий лай с завыванием раздается в другом конце коридора. Значит, зверюга не при чем. Однако легче не становится. Эта мелкая нагулянная правнучка собаки Баскервилей не унимается – и заставляет мое сердце судорожно сжаться.

Что могло случиться со смешной лысой малышкой? В общаге она себя так не вела. Могла поскулить немного, но быстро успокаивалась, как только к ней подходила Крис.

А сейчас Боня осталась одна. Зря мы ее бросили.

– Боня! – зову хохлатку, заметив крохотную тень в проеме, ведущем из коридора в гостиную. Лечу к «призраку» на все парах.

За считанные секунды пересекаю путь. Еще пара таких забегов – и я буду готова к Олимпийским играм. А лучше сразу подам заявку в книгу рекордов Гиннеса. Причем по двум номинациям: феноменальная скорость и… беспросветная дурость. Контракт потеряла, а теперь еще и собаку!

Почти догоняю Боню. Отпустив мешающую юбку, приседаю и делаю рывок вперед, чтобы схватить ее, но рука, совершив пас в воздухе, ловит пустоту. Ведь как только хохлатка видит меня, то грозно рычит и уносится прочь.

– Зараза такая! Крис меня убьет, если ты потеряешься. Боня!

Влетаю в кухню. Легкие горят, а в груди формируется огненный шар. Тяжело дыша, я заглядываю под все шкафы и стулья. Собачка умело лавирует между ножками, ускользая от меня. А на мои нежные слова и цоканье отвечает недовольным рыком.

Прокрутившись вокруг своей оси, словно запутав следы, Боня шмыгает под круглый обеденный стол – и садится четко посередине, чтобы ни с какой стороны ее невозможно было достать. Будто соображает, как человек, и делает это специально.

Распознав ее коварный план, я прогибаюсь в пояснице и наклоняюсь. Пыхчу и ругаюсь себе под нос, дергаюсь, случайно ударивший головой о край стола. Хочу забраться под него и выудить оттуда беглянку, а она вдруг начинает радостно вилять хвостиком, отбивая бешеный ритм по полу.

– Умничка, иди ко мне, – поманив ее пальчиком, я опять слышу лишь недовольное рявканье. А потом Боня устремляет преданный взгляд смотрит куда-то за мою спину. Будто пришел, наконец, тот, кого она так долго звала.

Глупая женская особь! Мне доверять должна, а не посторонним!

Что-то теплое ложится на бока, заставляя меня вздрогнуть всем телом, и ощутимо прижимается сзади. Волоски поднимаются на затылке и шее, как если бы кожу обдало легким дуновением ветерка. Но окна закрыты. Мои постоянные спутники в этом доме – мурашки – вновь напоминают о себе, боевой стойкой реагируя на прикосновения. Нервы натягиваются, как канаты над пропастью. Где-то на задворках разума пульсируют разрозненные мысли, не желая соединяться в связный текст.

– А-а? Кхм, – издаю сдавленные звуки.

От возмущения дергаюсь и едва не бьюсь опять об стол, но на макушку вовремя ложится огромная лапа. Надавливает, вынуждая меня опустить голову, а заодно оказаться в еще более откровенной и странной позе.

Рывок – и я лечу назад. Сильнее впечатываюсь в стальные бедра. Разворачиваюсь против своей воли, как марионетка. Слабо чувствую, как вокруг моей юбки бегает Боня и путается в ткани, «ругаясь» на нее.

На секунду встречаюсь взглядом с синими огнями Льва – и оказываюсь на столе. Зверюга – напротив. Нависает надо мной в расстегнутой рубашке, уперевшись кулаками в деревянную поверхность по обе стороны от моей попы. Пожирает меня глазами. Как в тот вечер на собеседовании.

– Ты хочешь мне весь дом разрушить, дикарка? – вопреки порочному внешнему виду, голос Льва звучит строго. – Чего носишься?

Невольно ловлю губами его дыхание, тяжело сглатываю и, сделав неуверенную попытку выбраться из плена, я лишь упираюсь коленками в пояс брюк. Лев ремень не успел надеть. Видимо, выбежал в чем был, когда услышал лай щенка и мой топот по коридору.

– Боню догоняла, – оправдываюсь почти шепотом, от которого Царев вдруг напрягается и давит кулаками в дерево до жалобного скрипа, который смешивается с привычным рычанием из-под стола.

Кто-то дергает меня за подол юбки. И еще раз.