Четырнадцатого императрица ездила в Стрельну навестить великую княгиню Александру Иосифовну. Она вернулась оттуда очень озабоченная. На другой день она ездила в город. Там она видела госпожу Берг, первую камер-фрау великой княгини, пользующуюся ее дружбой и доверием. Императрица беседовала с ней в своём кабинете в течение полутора часов. Выходя оттуда, императрица имела очень грустный и озабоченный вид.

На другой день это повторилось.

Я так привыкла к ровному настроению императрицы, что не могла прийти в себя, видя ее раздражение. Я думала, что чем-нибудь вызвала ее неудовольствие, и спросила ее об этом. Она с нетерпением ответила мне, что занята гораздо более серьёзными делами и просит оставить ее в покое, так как она очень озабочена.

На другой день я поехала в город и провела там два дня. Вернувшись, я застала императрицу в том же настроении. По поводу пустяков она была со мной так резка и говорила так жёстко, как никогда. Я с трудом удержалась от слез при ней, но, придя к себе, расплакалась. Однако это меня так мучило, что я не могла удержаться, чтобы не пойти к императрице и не спросить, недовольна ли она мной. Она мне ответила, что у неё очень серьёзные заботы и что ей предстоит принять решение, очень для нее тяжёлое, что ей нужно быть одной, и отпустила меня.

Я убедилась в том, что, если мне больше, чем другим, пришлось пострадать от ее дурного настроения духа, по крайней мере не я вызывала это настроение и что она ничего не имела против меня. Это меня, с одной стороны, утешило, но я страдала от сознания, что она страдает и мучается…

В городе ходят очень скверные сплетни по поводу великого князя Константина, великой княгини и маленькой Анненковой. По-видимому, магнетические сеансы имели очень дурные последствия. Я не стану повторять того, что говорят. Может быть, это всё неправда, может быть, тут есть преувеличение. Со временем узнаю правду и всё станет ясно. Я говорю, однако, про себя, что вот еще урок, который не послужит на пользу великим мира сего. Это не помешает им подбирать интересных сирот, иметь глупейшие увлечения и страсти и ценой всяких забот и попечений готовить себе в будущем горе и скандалы. Из года в год эти случаи повторяются, и никто не становится от того умнее.

22 октября

Вчера вечером я была у императрицы-матери. Было обычное общество. Узнав, что Александра Толстая и принцесса Евгения[78] во дворце, я поспешила уйти, как только императрица удалилась в свой кабинет и молодёжь осталась одна в гостиной. Александра Толстая сказала мне, что маленькая Анненкова удалена под предлогом поездки за границу и что она уехала сегодня утром. Общество не даёт себе полного отчёта в этом деле, но, во всяком случае, это скверная история. В сущности, все ее знают, но одна мысль о ней уже грязнит воображение.

Великая княгиня Мария Николаевна говорит, что самый счастливый исход – это признание великой княгини Александры Иосифовны, сошедшей с ума под влиянием злоупотребления магнетизмом. Вот шесть месяцев, как они магнетизируют эту девочку день и ночь. Говорят, что императрица проявила большую энергию в этом деле; впрочем, она действовала по предписанию государя. Нетрудно было догадаться о том, чего это ей стоило, по тому волнению, в котором мы ее видели все эти дни.

Весь город полон самых неприятных слухов, всё это набрасывает тень на двор, но, несмотря на такие страшные уроки, ничего не будет сделано для искоренения корня зла. А зло происходит от того, что при дворе не соблюдается больше этикета, ослабела нравственная сдержка как у господ, так и у слуг. Не признается ни право, ни закон, всё зависит от милости.

Прежде фрейлины существовали ради представительства, они должны были участвовать в прогулках, присутствовать на приёмах и обедах. Теперь монархи хотят быть свободны, гуляют одни, видят кого хотят приватно, играют в частных лиц, приглашают частным образом фрейлину, если она умеет забавлять, в противном случае ее отстраняют и предоставляют ей умирать со скуки в своей комнате или же развлекаться по-своему.

Другой вариант – это когда из фрейлины делают свою приёмную дочь, становятся ее воплощённым провидением, врачом и духовником. Для этого нужно, чтобы фрейлина страдала хронической болезнью (лучше всего звучит эпилепсия), наклонностью к сумасшествию или чем-нибудь подобным. Тогда становятся ангелом-хранителем этой больной души, спасают ее от гибели, до тех пор, пока это забавляет; потом, когда это надоедает, ее кидают. Но за это время молодая девушка успела сделаться хитрой, коварной, лживой. Она научилась постоянно играть какую-нибудь роль, обманывать себя и других.

Цель только одна – монаршая милость, и ради этой цели всё приносится в жертву: ни долга, ни привязанностей, ни интересов, ни забот у этой молодой девушки нет, но есть праздный ум и праздное воображение, которые отвечают праздному воображению и праздному уму госпожи или господина, сделавших из нее игрушку или предмет забавы, который без малейшего угрызения совести рано или поздно принесут в жертву минутному капризу.

Я рисую картину в резких тонах. Индивидуальные особенности видоизменяют эти отношения, более или менее облагораживая их или делая их еще более низменными, но суть в целом остаётся той же, с тех пор как значение придворных состоит уже не в том, чтобы способствовать декоруму и блеску императорского звания, а лишь в том, чтобы развлекать владыку.

Во всём этом есть большая доля глупости и сентиментальности, при удобном случае легко превращающихся в безнравственность. Мир очень стар, и с незапамятных времён он создал для монархов этикет как единственный пьедестал, который может возвысить ничтожество и человеческую слабость. Теперь мир хочет вводить новшества, это признак того, что он впадает в детство.

27 октября

Вчера я была на вечере у императрицы-матери.

В назидание будущим поколениям я должна хоть раз описать эти вечера. Собираются в девять часов. Императрицы садятся за столом с несколькими старыми дамами, вроде княгини Салтыковой, графини Барановой, графини Тизенгаузен.

Граф Шувалов и граф Апраксин состоят членами этих вечеров с их основания.

Молодёжь, которую составляют девицы более чем зрелого возраста: m-elles Бартеневы – 45 и 35 лет, m-elle Гудович – 30, графиня Толстая – 30, m-elle Воейкова – 30, я – 26.

Всех нас, достигших вполне зрелого возраста, сажают за детский стол; из молодых тут только Александра Долгорукая и Мария Фредерике. Смакуем чай, очень жиденький, очень водянистый, очень сладкий, закусывая бисквитами, вкус и форма которых