обгоняя фаэтоны и гендо, я мельком поблагодарил чемпионат, основательно сокративший количество водителей на улицах, иначе новой вмятины на капоте «Барру» мне было бы точно не избежать…

В нужном месте я натужно подбросил корыто в силовой коридор и свернул в сторону казоку-шин. И чем ближе подбирался к крепости «Детей заполночи», тем отчётливее понимал одно — разгоравшейся войны кланов действительно не избежать.

«Сухих колец» стало ощутимо больше — то здесь, то там я видел дозорные четвёрки или даже восьмёрки крысюков в чёрно-жёлтых жилетах; настороженных, вынюхивающих, с укороченными ассолтерами под накидками.

Толпа, даже перебравшая винца, старалась держаться от патрульных подальше. Как и «полосатые рубашки», готовые в любой момент стать свидетелями, но никак не участниками возможной схватки с залётными чужаками.

Что ж… оставалось надеяться, что у мудрого Нискирича хватит сил и терпения разыграть эту партию, не подставиться под Магду, одолеть «Прыгунов» и не навлечь гнева бонжурцев. А ещё — не втягивать в заваруху меня, и без того, скажем так, обеспеченного проблемками…

На пустой эстакаде, ведущей к воротам Нароста, установили четыре новых столба с перебитыми «Шутами», подвешенными вверх хвостами. Под ними тоже прогуливались патрульные, на этот раз оружия не скрывавшие. Я высунул в приоткрытое окно руку и помахал скрещёнными пальцами, мне помахали в ответ.

Паркуя «Барру» в огромном гараже среди гендо и фаэтов казоку, я искоса всматривался в морды окружавших меня механиков и йодда. Пытался найти хоть намёк на события минувшего утра, на общее настроение, на напряжённость или предвкушение праздника.

Нужно ли говорить, что не увидел ничего странного?

Нового не открыли и встреченные по пути к Нискиричу редкие знакомцы. Обмены традиционными фразами были короткими и малоинформативными, а на витиеватые попытки узнать «не бросал ли казоку-хетто камни в своё отражение в утреннем пруду?» я слышал что-то вроде «чтобы узнать об этом, Лансу нужно самому стать камнем или отражением».

Беззвучно матерясь на поэтические умения чу-ха ускользать от прямых ответов, я достиг знакомого кабинета, перед которым медитировала в пустоту пара неотъемлемых крепышей.

По морде одного из которых, кстати, я и понял, что дело дрянь — едва заметив меня, тот молча кивнул на дверь трапезной, соседнюю от кабинетной. А затем отвёл взгляд с такой поспешностью, что я едва не повернул назад…

Сделав вид, что проверяю гаппи, немного постоял у окна, наблюдая за одним из многочисленных внутренних двориков. Сейчас на его стене растянули свето-струнное полотно, и большинство остававшихся в Наросте чу-ха шумно (хоть и почти без выпивки) наблюдали за подготовкой к очередному штормбольному матчу.

Я скомкал перчатки в карман и собрался с мыслями. Подготовил извинения на пять разновозможных упрёков от Нискирича фер Скичиры. Подготовил три стартовые фразы для осторожного разговора о Сапфир. Едва удержался от глотка паймы, и вошёл-таки в соседний с кабинетом зал, где отчим время от времени пировал с ближними Когтями.

Мгновенно забыв все заготовки…

Кроме вожака в самом простом из существующих чёрно-жёлтых жилетов, в трапезной находились Ункац-Аран и двое суровых Когтей семейства. А ещё Ритикама фер Скичира, то ли шестой, то ли седьмой сын вожака, не носящий заветных расцветок, но управляющий несколькими торговыми центрами и крематориями казоку.

Молодой крысюк занял пуф на дальней стороне круглого стола — ещё не жирный, но упорно стремящийся к этому. Однако лично меня от этого куска сала отвращал не избыток веса, а серебристый напёрсток, который тот, не скрываясь, носил. Кстати, судя по осоловевшим глазкам, торчок не постеснялся его совсем недавно использовать.

Разгорячённый от стриха, Ритикама почти не прикасался к еде, разговоры слушал вполуха и беспрестанно обмахивался бумажным веером. Бежевый пергамент усыпали пиктограммы гениальных высказываний древности, вроде «Богатство приходит к упорным», «Ты можешь быть сыт, но разум держи в голоде» или «Только сильные способны покинуть дворец уюта».

Не могу сказать, что мы когда-то были близки с «братишкой», да и общались-то всего пару раз. Да что там? Порой для меня становилось нелёгкой задачей вспомнить не только имена отпрысков черношкурого хетто, но и их реальное количество.

Впрочем, 99 % названной родни встречно хотели хвост на меня класть. Разумеется, какое-то время многочисленные гадёныши опасались возможных претензий жалкого терюнаши на настоящее родство и даже наследство Нискирича, но затем обвыклись, и по-прежнему стали видеть в нём лишь забавную игрушку и прихоть отца…

За спиной закрылась тяжёлая створка, но я не спешил проходить в зал, застыв на пороге под внимательными взглядами пятерых чу-ха.

Быстро осмотрел то, что у обеспеченных хвостатых называлось «скромным обедом», и по традициям которых лапки стола едва не подламывались от закусок. Оценил крохотные шашлычки из свинины с тепличными овощами, несколько видов лапши (от недоваренной в состояние шикошико до обжаренной), варёных крабов из залива Ка-Соу, несколько видов паровых пирожков, рыбу-мышь под корочкой, пару салатов с солёными медузами и полдюжины соусов от сладкого до острого настолько, что утром тебе прожигало жопу.

Запивалась нехитрая снедь разбавленным вином, отварами и элем. На краю стола я также заметил бутылку паймы, но к крепкому, судя по всему, сотрапезники едва ли притрагивались.

Когти оторвались от еды и уважительно кивнули, Ритикама небрежно вздёрнул скрещённые пальцы, а Нискирич отложил хаси, поднялся с места и распахнул дружеские объятья.

Конечно, он ждал.

Иногда мне казалось, что в Наросте нельзя сходить отлить так, чтобы об этом не доложили хетто.

— Ланс, мальчик мой! — Вожак обогнул круглый стол, подступил, схватил, прижал, крепко стиснул. От его синей куртки и плотного двуцветного жилета без нашивок за километр несло знакомым дымом «бодрячка». — Куо-куо! Ты поел?

— Да, благодарю! — Я заставил себя не застонать от боли в рёбрах, улыбнуться и даже кивнуть, чуть не оцарапав щёку о грубую джинсу. — Пусть будет добрым твой день… отец. Мы можем поговорить? Наедине…

— Можем! — пробасил тот. — Но чуть позже! Мой мальчик смотрит «Боль и радость»? Ну, признавайся, за кого болеешь? Мы тут в перерыве делаем новые ставки…

— Ни за кого, — я пожал плечами в неожиданном приступе вины. Казалось бы, чего оправдываться? Ан нет… — Как-то разлюбилась вся эта приверженность клубам и символам…

— О, пунчи, звучит, словно тебе снова пятнадцать! Ты же знаешь, что рано или поздно выбирать сторону придётся любому!

Байши! Вы что, суки, сговорились⁈

Но не успели злость и растерянность отразиться на моём лице, как Нискирич притянул к столу и резко поменял тему:

— Давай, малец, присоединяйся! У нас тут скромно, но вкусно!

Я позволил себе приподнять брови, покосился.

— С удовольствием разделю с вами пищу… отец. Но как только пойму, что происходит… У казоку всё в порядке?

Когти и Ункац-Аран вернулись