— Иного и быть не может, — не заметив моего угрожающего движения, прошептал барон. — Но я не знал. Возможно, если бы мы встретились раньше, то сумели бы объединить усилия и результат получился еще лучше. Хотя сам факт, что вы сумели поместить свой дух в неживое, говорит о правильно избранном пути. И о том, что наш с вами учитель, а вы, как и я, не можете отрицать, что с жадностью и трепетом учились по его записям, был абсолютно прав.

Гр-р! Да как он смеет?! Как у этого вора хватает наглости поминать это имя?!

Хотя нет, я хорошо помню, кем был последний ученик многоуважаемого мэтра Валоора. И еще лучше помню, из каких краев, вернее, из какого рода он вышел, тварь! А также то, какое имя он носил до того, как принял ученичество! И через чьи руки бесценные черновики главы нашей гильдии могли незаметно уплыть в руки других некромантов!

У меня недобро сузились глаза, зловеще клацнули клыки, а на кончиках жвал заблестели капельки яда.

Да, я жадный. И я очень не люблю воров и предателей. Тем более не люблю, когда объектом их охоты становлюсь я сам или те, кто для меня важен. Не зря у нас в саду красуются полтора десятка человеческих статуй в натуральную величину. Не зря я велел своим горгульям без предупреждения отрывать головы всем, у кого хватит смелости влезть на мою территорию. И не зря после смерти Нева, а она, не сомневайтесь, была крайне мучительной, я никого к себе даже близко не подпускаю. Кроме одного старого, ворчливого, не в меру забывчивого духа и немой служанки, у которой просто не хватит духу сделать мне что-то во вред.

И это не страх. Отнюдь. Это лишь здоровый прагматизм и приобретенная за долгие годы предусмотрительность.

Но внезапно узнать, что твое наследие оказалось разграблено и, несмотря на все ухищрения, все-таки попало в дурные руки, что бесценные записи, на которые ты потратил столько времени и сил и которые стали смыслом всей твоей жизни, вдруг оказались украдены и ими воспользовался кто-то еще…

Все. Я злой! И лучше бы вам, господин барон, держаться от меня подальше!

— Откуда у вас эти записи? — с трудом уняв раздражение, проскрипел я.

Барон пожал плечами:

— Они почти сто лет хранились в семейном архиве. Кажется, их еще отец где-то раздобыл.

— Скорее, дед, — выплюнул я. — Когда-то мэтр Валоор решил, что у него есть талант, и очень зря взял вашего деда в ученики. Потому что всего через несколько лет по вине Евгродуса Невзуна он потерпел сокрушительное поражение в Совете, а впоследствии был предан и убит.

На лице барона не дрогнула ни одна черточка. Только губы сжались в идеально прямую линию да костяшки пальцев на руках заметно побелели.

— Возможно, — наконец ответил он на мое обвинение. — В нашем роду встречались самые разные люди: добропорядочные и не очень, вполне возможно, что вы правы. К тому же в дневнике отца были некоторые намеки. Но, после того как в архиве появились эти черновики, прошло более ста лет. Дед сразу после этого бесследно пропал, и мне до сих пор ничего не известно о его судьбе. Мэтр Валоор действительно погиб от руки одного из магов нового Совета. А мой отец, когда началась война, поклялся больше никогда не прикасаться к своему дару и, будучи не последним человеком в гильдии, смог уговорить Совет сохранить ему жизнь, обменяв ее на закрывающую печать.

Я, не сдержавшись, тихо зарычал.

Трус! Закрывающая печать — самое последнее, на что бы я решился, если бы встал вопрос о жизни и смерти! Лучше умереть, чем влачить жалкое существование, совершенно точно зная, что твой дар станет отныне абсолютно недоступным. К тому же печать не просто закрывает ауру или гасит тлеющую внутри каждого мага волшебную искорку. Она разбивает душу на мелкие осколки и вместе с магией забирает у чародея немалую часть его жизни! Разрушает саму его суть! После чего личность закрытого мага меняется так резко, что его перестают узнавать и собственные дети.

Он становится абсолютно другим человеком! Чужим. Существом без прошлого и, по большому счету, без будущего, потому что бывших магов не бывает! Даже если печать вдруг будет снята, то к былому могуществу он никогда не вернется. А с отрезанным даром проживет совсем недолго, постепенно сходя с ума от безысходности.

— Отец посчитал, что так будет лучше, — тихо обронил барон. — Своим поступком он избавил наш род, в котором испокон веков рождались неплохие некроманты, от гонений, сохранил жизнь себе и заодно скрыл от Совета мои способности. Сам он, конечно, об этом благополучно забыл, потому что безумие со временем все же поразило его разум. Но я знал. И с детства учился скрывать свой дар от остальных. А еще я помнил о жертве, принесенной отцом ради меня. И все эти годы развивал способности втайне даже от него. В том числе и по записям мэтра Валоора, о которых узнал относительно недавно.

Я едва не фыркнул.

Ладно, хоть одна вещь мне наконец стала понятной. Оказывается, предатель был достаточно предусмотрительным, чтобы оставить себе лазейку в случае непредвиденных осложнений. Ведь украденные записи можно было выгодно продать — Совет и сейчас с руками оторвет любую вещь, в которой правдоподобно говорилось бы о бессмертии. Все же маги не боги. Они стареют, пусть и гораздо медленнее простых смертных, и умирают точно так же, как все остальные. А умирать многим из них очень не хочется. И за любую возможность отсрочить это неприятное событие они готовы на все. Особенно светлые, потому что в отличие от темных наивно верят, что смерть можно обмануть.

Но в тех черновиках важных для них сведений и без того было немало. И разобраться с ними маги Совета точно бы сумели. Со временем, конечно. Поэтому наверняка не отказались бы сохранить жизнь сделавшему им этот роскошный подарок некроманту. Даже такому скользкому, как Евгродус Невзун.

Кстати, надо бы выяснить, не осели ли где еще копии тех черновиков. И уточнить, чего ради барон вдруг нарушил свои принципы, решив воспользоваться даром.

— Хотите знать, почему? — внезапно спросил барон, словно прочитав мои мысли. — Рассказать вам, как я дошел до такой жизни? Мне кажется, именно вам будут близки мои цели. Ведь кто лучше сумеет понять некроманта, чем другой некромант?

Я угрюмо промолчал.

— Я не желал всего этого, — так же неожиданно признался барон, обведя взглядом мрачные стены внутреннего двора. После чего отступил на шаг и, перестав давить на защиту, посмотрел на меня с неподдельной тоской. — Поверьте, коллега, если бы была возможность продолжить жить, как прежде, я бы с радостью согласился. Это ведь не то, о чем я мечтал, совсем не то, честно. Вот только понимать это начинаешь…

— …когда становится слишком поздно, — спокойно закончил я, заметив быстрый взгляд барона в сторону своей семьи. — Но теперь ничего не поделаешь: вы стали теми, кем стали, хотели вы этого или нет, думали о последствиях или же были одержимы своей идеей. Это беда всех некромантов, рискующих возвращать к жизни родных и близких. Тоска по прошлому, желание изменить то, что изменить уже нельзя, стремление что-то кому-то доказать, которое, к сожалению, всегда приводит к печальным результатам.