узнайте, кто из Божьих слуг её покинул и где он ныне обитает! Ключи у монаха, больше негде!

— Сделаем, светлейший герцог!

— Мы достанем монаха!

— Валяйте, — господин вгрызся в новый персик, жёлтый сок тёк по чисто выбритому подбородку. – Да, заодно верните раку в монастырь. Мне она на хрен не нужна. Возьмёте её в моей личной кладовке.

Демоны синхронно, как вымуштрованные солдаты, развернулись, и пошагали на выход.

— Порось! – окликнул дьявол с набитым ртом.

Братцы остановились, повернули к шефу заискивающие морды.

— Что у тебя с ухом? Мне кажется, оно ментовское.

38. За порогом смерти

— Иу, иу, иу…. – орали, ревели и пели сирены всевозможных служб. Новосибирск сегодня под завязку был набит трагизмом и трупами.

Возле антикварной лавки, прижатые к бордюру, находились две тоскливые машинки: труповозка и полицейский «УАЗ».

Человек в лейтенантских погонах что-то обмерял рулеткой. Другой человек, в штатском, быстро писал на капоте «Уазика». На коленях возле трупов ползал эскулап. За лентой, огораживающей территорию убийства, толпилась публика. Тут и там слышались перешептывания: «Такой молодой…», «Бог взял…», «Интересно, есть у него дети…», «Красивый был типчик…», «Кажется, я его где-то видел…», «Какие же всё-таки мёртвые страшные…».

От Санькиного трупа нехотя отделилась душа, взмыла вверх на несколько метров. Душа была почти полной копией физического тела: тот же цвет лица, та же одежда, плотность тела и головы. Только следы от пуль исчезли. Душа трепетала в воздухе, как лист ясеня, качаясь на вечернем ветерке.

Дух зябко передёрнул плечами, недоумённо осмотрелся, глянул и вниз. Зазырил своё тело, в томной позе раскинувшееся на асфальте, рядом валялась Элиска.

Из-за угла вышли двое санитаров с носилками, накрытыми пальто Соломона. По ходу, на них лежал сам хозяин лавки.

— Ну, ни хрена себе! – воскликнул дух. – Меня разве убили!?

От жалости по своей отнятой житухе Сидоркин чуть не заплакал. Он шмыгнул носом, вытер рукавом пиджака правый глаз… Однако времени горевать Сане не отвели.

— Йех! – Рядом с душой, как джинн из бутылки, возник мелкий седенький старичок в длинном платье до пят, похожем на ночную рубашку, с посохом в руке. Сморщенное личико украшали огромные белые усищи, голубые глаза лучились строгой добротой. Высоко-громогласным звучным голосом, плохо соответствовавшим хилому внешнему виду, старичок торжественно вымолвил:

— Ну что, раб Божий, новопреставленный Александр? Пора в путь! Я доставлю тебя на суд, творящийся по воле Господней! – Кашлянул в сухонький кулачок и добавил менее напыщенно. – Можешь звать меня Гавриил Иоаннович, я архангел и твой проводник в мир иной.

Провожатый махнул посохом и плавно воспарил в космос.

— Да ладно, мля!.. – пробормотал Саня в посмертном оцепенении.

Карманник отсмотрел ещё разок сцену внизу и… неведомая сила повлекла его вверх и вверх, вслед за дедом Гавриилом.

39. Страсти в монастырском дворе: начало

По черноватой степной земле мчался «КамАЗ», пробивая мрак фарами и подпрыгивая на кочках. Над Сибирью раскинулась ночь. Порось яростно крутил руль, Хрыщ сидел рядом и курил сигарету.

Свет фар выхватил из темноты приближающуюся стену монастыря.

«КамАЗ» снёс монастырские ворота, въехал на территорию, развернулся, освещая электрическим светом пространство перед флигельком.

— Господи прости! — Из охранной будки вылетел брат Трифон с перекошенным лицом.

Мотор заглох, но яркий свет фар продолжал слепить ошалелого монаха. Демоны выпрыгнули из машины, как черти из табакерки. Именно как черти, в своём истинном облике: вычурно-гротескные рожи, коричневый цвет кожи, хвосты, торчащие из-под замасленных спецовок. Нечистики плотоядно осмотрелись, заметили цель и попрыгали к Трифону.

Тот сощурился, вглядываясь, пытаясь различить гостей… наконец, рассмотрел, завис в ужасе, превозмогая оторопь поднял ладонь щепотью, осеняя себя крестным знамением.

Демоны, ухмыляясь, вразвалку подходили.

— Отче Наш, иже еси на небеси, да святится Имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля… — теперь инок ожесточённо крестил нечистую силу.

— Хватит паклями размахивать! – Хрыщ резко стукнул по монашьей руке.

 Инок молвил прерывисто, прижимая к худой груди сжатые ладони:

— Вы пришли за мной, бесы!? – он вжался в стену флигелька, подпустил в голос страстности. – Клянусь, к краже раки я не имею ни малейшего отношения! Мой сосед-послушник ничего мне не говорил про свой подлый замысел! Пожалуйста, не забирайте меня в ад! Я отмолю все-все грехи, даже самые мелкие! – Трифон поднял карие глазищи к ночному небу. – Господь Боже! Прошу у тебя прощения! Я знаю, что грешен, Господи…

— Заткнись! – осадили демоны. – Ты нам на хрен не нужен!

— Правда!? – монах опустил свои глазищи от неба, тревожно поглядел на незваных гостей. – Тогда кто вам нужен? Я проведу вас к нужному братцу!

Заметь, не мы это сказали. Нечистики победно ухмылялись. Нагнуть одного монаха – это всё равно, что сорок грехов по миру раскидать.

— Эй, Трифон, что случилось? – послышался из глубин монастыря глас Феофила. – Что это за машина и где ворота?

Глас остался незамеченным. Не с небес, чай, раздался.

— Нам треба игумена, — рыкнул Порось, склоняясь над Трифоном. – И не вздумай врать! – Демон высунул раздвоенный язык, нежно провёл им по праведной щёчке.

Настоятель в чёрном подряснике и с неизменным крестом на груди вступил на освещённое пространство:

— Вы кто такие?! – зычно поинтересовался он, разглядывая спины гостей.

Демоны развернулись к праведному негодованию фасом. Подмигнули лучисто.

— Вот он, игумен Феофил! – крикнул Трифон, льстиво поглядывая на потусторонние затылки и наставив указательный палец на начальника.

С монахами биться скучно, нет азарта, драйва. Их защита и нападение – это лишь унылые заклятия, от которых дьявольские доктора уж давно изобрели антибиотики.

— Что за маскарад? – строго выспрашивал Феофил, внимательно разглядывая мерзкие рожи. – Я знаю, зачем вы переоделись в чертей, но не знаю… в точности, чего хотите. Если решили нас ограбить, то в обители ничего нет! Расстрига Сергий украл все наши сбережения: сорок тысяч рублей, а также золотой крест, принадлежавший ещё святому Алексию.

— С этого места поподробнее! – оживились демоны. – Кто такой расстрига Сергий?

— Мой бывший инок, — не стал скрывать игумен. – Невольный сообщник одного святотатца-послушника…

Тотчас же послышался топот двух десятков ног. И в освещённый треугольник ввалилась толпа черноризцев, вооружённых кольями, топорами, досками. Монахи замерли невдалеке от настоятели. Таким образом, Феофил оказался между братией и демонами,