— Ну, на ночлег я по крайней мере набрала. Может, этот козел и не умеет читать, но уж денежки у него в кармане водятся, это точно. — Она вздохнула и побрела по Бернер-стрит, явно отказавшись на эту ночь от своих планов найти переводчика.

И наконец-то, Боже, наконец-то она осталась одна. Джон Лахли быстрым движением вынырнул из своего укрытия на противоположной стороне улицы и подошел к ней.

— Мадам? Я хотел сказать, мадам, я невольно подслушал ваш разговор. — Он говорил очень тихо, но Мейбрик, все чувства которого были напряжены как струна, слышал все до одного звуки вплоть до дыхания. — Вы говорили, вы ищете кого-нибудь, читающего по-валлийски?

Лиз Страйд удивленно застыла.

— По-валлийски? Ну да, искала. Он дотронулся до своей черной шапки и отвесил ей шутливый поклон.

— Так уж вышло, что я валлиец. Что там вы хотели прочитать?

В глазах ее вспыхнула жадность, и она потянулась к карману, но тут же тревожно застыла.

— Подслушали, говорите? — с опаской переспросила она. — И давно это вы слушали?

— Ну, мадам, совсем недолго. Ну, так вы хотите, чтобы я прочитал для вас это письмо или нет?

Она попятилась от него в сторону прохода в Датфилдз-ярд.

— Я не говорила, что это письмо.

Лицо Лахли вспыхнуло яростью. Ему так же не терпелось, как Мейбрику, возможно, даже больше — он-то ждал этого целых две недели, тогда как у Мейбрика были дела в Ливерпуле, и дети, и дом…

— Ну конечно же, письмо! Что еще это может быть? Ох, Бога ради, да давайте же сюда эту чертову штуку!

— Мне идти надо, меня вон в том пабе друг ждет, мне… Она сделала шаг в сторону, и терпение Лахли лопнуло. Он схватил ее за руку и потащил в переулок.

— Гони письмо, шлюха вонючая! — Она попыталась вырваться, и Лахли ударом сбил ее в грязь. Лиз успела негромко взвизгнуть, потом еще дважды. Она пыталась подняться на ноги, роясь зачем-то в кармане. Мейбрик с бешено бьющимся сердцем схватил свой нож и совсем было собрался выйти из укрытия, когда услышал приближающиеся шаги и шепотом выругался. Вместо ножа он достал свою трубку, раскурил ее трясущимися руками, и тут Лахли оглянулся.

— Липский! — вырвался у Лахли тревожный выкрик, заставивший приближавшегося невысокого, темного человечка обернуться. И так собиравшийся перейти на другую сторону улицы, чтобы избежать потасовки у ворот, бородатый мужчина, судя по одежде, еврей, засеменил ногами еще быстрее. Мейбрик шагнул к нему — новая помеха разъярила его до такой степени, что он готов был изрезать в клочки кого угодно, оказавшегося на его пути. Еврей бросился бежать, и Мейбрик побежал за ним. Так он преследовал его до самого железнодорожного моста, когда до него дошло наконец, что Лахли в Датфилдз-ярде уже отнимает свое письмо. Не за тем он, Мейбрик, приехал сюда, чтобы гоняться за проклятыми, мешающимися под ногами евреями, не для того он провел всю эту вонючую ночь под дождем.

Мейбрик развернулся и поспешил обратно в переулок. Лахли и правда уже достал из кармана потаскухи свое письмо. Он прижимал ее спиной к воротам, одной рукой сдавливая ей горло, чтобы она не могла вздохнуть, не то что закричать. Убийственная ярость исказила его лицо, а смертельный ужас — ее. Глаза ее выпучились при виде подбежавшего Мейбрика, и лицо осветилось отчаянной надеждой…

— Не на улице! — прошипел Мейбрик, остановившись. — Этот чертов констебль может вернуться в любую минуту! Оттащим ее в Датфилдз-ярд…

Подушив ее для верности еще немного, они отволокли Элизабет Страйд обратно в темноту. Она отбивалась из всех сил, что оставались в ее костлявом теле, и это сильно тормозило их. Задыхаясь, Лахли наконец швырнул ее спиной о кирпичную стену и прижал ее одной рукой за грудь, второй — за горло. На всякий случай Мейбрик зажимал ей рот рукой в перчатке: ее хрип мог привлечь внимание людей в зале, окна которого выходили во двор прямо над ними.

— Я хочу ее! — прошипел Мейбрик.

— Когда я с ней покончу, черт подери! — Голос Лахли срывался от злости и натуги. Она еще билась, но уже слабее; сознание покидало ее. Дрожа от желания, Мейбрик достал свой нож. Наконец она стихла, только в горле раздавался еще слабый хрип. Лахли уложил ее в грязь. — Надо сделать так, чтобы казалось, будто она зашла сюда трахаться, — пробормотал он едва слышным шепотом. Мейбрик слышал, как доктор шарит по ее карманам. — Ага… это здорово, пакетик «Качу»…

А… Мейбрик улыбнулся. Пилюли, которые сосут курильщики для свежего дыхания. Когда констебли найдут ее, они подумают, она достала их пожевать перед тем, как обслужить клиента. Им ни за что не догадаться, что ее задушили и зарезали ради письма, которое Лахли прятал в карман своего плаща. Вдруг Лахли выругался.

— Боже! Эта сучка носила в кармане нож! — Он выпрямился, держа в руке короткий, но, судя по виду, острый нож. В темноте Мейбрик мог разглядеть только блестящее лезвие. — Чертова сука! Ладно, — прошипел наконец доктор. — Она ваша. Только быстрее!

— Дайте мне ее нож! — прохрипел Мейбрик. Он взрежет ее же собственным вонючим ножом! Лахли передал нож, и Мейбрик склонился над телом. Какое наслаждение он испытал, когда первым ударом перерезал ей горло! Он взялся за ее юбки, чтобы взрезать ей живот…

…и ворота в конце переулка заскрипели, открываясь.

Конские копыта зацокали по булыжнику, направляясь прямо к ним. Мейбрик распрямился так быстро, что у него закружилась голова. Лахли схватил его за руку и потащил в глубь двора, к конюшне. Сердце Мейбрика вдруг сделалось тяжелым и неповоротливым от страха. Горячая кровь капала с его дрожавших рук. Во двор въезжала чья-то телега.

Боже праведный, нас же повесят из-за этой проклятой шлюхи!

Лошадь почти наступила на распластанное тело. В самый последний момент она фыркнула и дернулась в сторону, явно унюхав запах крови.

— Какой бес в тебя вселился? — буркнул мужской голос с хорошо заметным акцентом. — Вот я тебя кнутом… Э, да здесь на земле что-то… — Слышно было, как человек склонился с телеги и потыкал в темноту кнутовищем. — Кто это еще? Ты что, пьяна? Вставай, не мешай проезду… — Голос вдруг сделался неуверенным. — Может, ей худо? — Возчик соскочил с телеги и поспешил по переулку назад, на улицу. — Пойду, позову на помощь, принесу фонарь. Темно здесь, как…

Ох, Боже, он уходит!

— Живо! — прошипел ему на ухо голос Лахли. Мейбрик не стал дожидаться второго приглашения. На подгибающихся ногах они бесшумно выскользнули со двора. Слава Богу, Лахли догадался обувать башмаки на резиновой подошве, когда они начинали все это дело, иначе их шаги наверняка бы услышали. Ему до сих пор не верилось, что им удалось бежать. Он сунул оба ножа в карманы своего плаща, и они зашагали вниз по Бернер-стрит, пока кучер телеги стучался в дверь шумного рабочего клуба у них за спиной.

— Что там, Димшульц? — донесся до них мужской голос.