-- А сейчас с кем дружат? -- спросила я.

-- Ни с кем, -- ответил Келлерман. -- Сейчас все можно купить за деньги. Дружба требует времени. Раньше я дружил с врачами, делал подарки, поздравлял с праздниками. Сейчас у каждого врача твердая такса по курсу доллара. Заплатил, получил. Времени стало больше, остается даже на эти дурацкие тусовки.

И тут движение в вестибюле замерло. Все смотрели в сторону небольшого возвышения, на котором стоял председатель правления нового банка, худощавый мужчина лет тридцати, в очках.

-- Раньше такие были младшими научными сотрудниками или завлабами, -- сказала я Заместителю. Большинство приятелей бывшего моего мужа Милехина были похожи на этого банкира.

-- А он -- бывший, но только старший научный сотрудник.

Председатель правления банка произнес краткую речь о преимуществах своего банка, призвал к сотрудничеству и обещал льготы.

И снова толпа начала двигаться. Я не обедала, поэтому два бокала шампанского привели меня в состояние легкости и даже легкомыслия. Я радостно поздоровалась с известным телекомментатором и только потом сообразила, что не знакома с ним, а просто много раз видела по телевизору. Были и другие незнакомые знакомые: киноартисты, очень известная певица, я только не помнила ее фамилии.

Один из киноактеров с того же возвышения, что и банкир, исполнил под гитару песню. Ему бурно аплодировали.

-- Триста долларов, прокомментировал Заместитель.

Потом пела певица.

-- Пятьсот долларов, -- сказал Заместитель.

Но я помнила, зачем сюда пришла.

-- А Шахова вы уже видели? -- спросила я Заместителя.

-- Еще нет. Но он здесь.

Мы двинулись в одну сторону, потом прошли вдоль стены и у стойки бара увидели трех мужчин лет по пятидесяти, среди них был Шахов. Я его вспомнила. Он был у нас в доме. Мне было лет двенадцать, ему -- около тридцати.

Высокий, чисто выбритый, в темносинем костюме с малиновым галстуком и, что тогда меня поразило, малиновыми, под цвет галстука, носками. От него пахло незнакомым мне одеколоном. Отец всегда пользовался только "Шипром". Я обращала внимание на таких отмытых с детства мужчин, потому что выроста в микрорайоне, который был заселен рабочими семьями из центра Москвы. Там на месте старых домов строились престижные, улучшенной планировки дома, квартиры в которых получала партийная и советская элита. Мужчины нашего микрорайона были с обветренными и загорелыми лицами, по лицам можно было определить, кто работал на стройках или в цехах. Они пили каждый день понемногу после работы и помногу в воскресенье. Если на праздники они надевали костюмы и галстуки, то чувствовали себя в них неудобно, костюмы им всегда были тесноваты, потому что выходной костюм покупается один на всю жизнь.

Шахов замечательно носил костюм, рассказывал анекдоты, и даже мать, обычно молчаливая, смеялась, а потом расспрашивала отца, откуда такой приятный молодой человек. Отец рассказал, что ему только тридцать. Я тогда быстро прикинула, что он старше меня на восемнадцать лет. После появления Шахова я стала обращать внимание, на сколько мужья старше своих жен, и оказалось, что мужчины всегда женились на женщинах моложе их, и мой отец был старше матери, правда, всего на семь лет.

Шахов, кончив институт, остался там секретарем комсомольской организации, написал диссертацию, стал кандидатом наук, и его сразу взяли на работу в Московский горком комсомола, а потом в центральный комитет комсомола. Но у него возникли какие-то неприятности, и его перевели работать в Министерство морского флота. Отец говорил, что если бы не эти неприятности, Шахов стал бы работать в Центральном Комитете партии, а оттуда пришел бы в Министерство не заместителем начальника главка, а заместителем министра или даже министром.

Потом, когда я заканчивала школу, у Шахова снова были неприятности, которые касались и отца.

Отец получил выговор, а Шахов ушел из Министерства.

Шахов, увидев нас, оставил мужчин у стойки и подошел к нам.

-- Здравствуйте, Вера, -- сказал он, улыбнулся и поцеловал мне руку.

-- Здравствуйте, Арсений, -- ответила я. -- Забыла ваше отчество.

-- Для вас я всегда Арсений. А когда-то я был влюблен в маленькую девочку Веру. У отца больше не было осложнений?

-- О чем это вы? -- спросила я.

-- Я знаю, что Ивану Кирилловичу сделали операцию в Швейцарии. Я слежу за его здоровьем, все-таки он мой бывший шеф и много для меня сделал. Но мне передали, что у него вчера начались осложнения, и его снова положили в клинику. Я сразу же позвонил, и меня заверили, что послеоперационные осложнения -почти норма. Вы правильно сделали, что отправили его в Швейцарию. У нас тоже есть хорошие хирурги, но у нас плохо выхаживают после операции.

Мне ничего не оставалось, как сказать:

-- Я думаю, отец скоро вернется на работу.

-- Не очень скоро, -- сказал Шахов. -- Кстати, Александр Петрович, у меня к вам и к Вере скоро будут интересные предложения.

-- У вас всегда интересные предложения, -- ответил Заместитель.

-- Что вы имеете в виду? -- спросил Шахов.

-- То, что сказал.

И я вдруг поняла, где мы проиграли. И наш проигрыш еще надо анализировать, потому что абсолютно безнадежных ситуаций не бывает. Решение еще предстояло найти. А пока их надо развести. Шахов и Заместитель смотрели друг на друга и напоминали двух псов на еще нейтральное территории, они были готовы к схватке по разделу территории, и Заместитель еще не понимал, что уже проиграл матерому и опытному Шахову и проиграет окончательно, если не отступит. Я уже решила отступить, чтобы выиграть время.

-- Мне очень интересно выслушать ваши предложения, -- я улыбнулась Шахову лучшей из своих улыбок.

-- Тогда назначим время и место встречи, -- предложил Шахов.

-- Приезжайте к нам, -- предложила я.

-- С удовольствием. В конце недели, -- ответил Шахов и, прощаясь, поцеловал мне руку. А Заместитель и он молча раскланялись.

Теперь можно было и уходить. Я сыграла свою роль королевы. Когда Заместитель представлял меня, на фамилию Бурцева, как сказала бы моя дочь Анюта, "западали". Меня рассматривали, и цепкие взгляды женщин ничего не пропустили в моей одежде. Видимо, мифы в этой среде распространялись быстро. Наверное, во многих московских домах уже обсуждали, как золушка стала принцессой, а, может быть, уже и королевой. И молодые вице-президенты смотрели на меня по-особенному, некоторые явно старались, чтобы их запомнили. В московской деловой среде уже заключались династийные браки, объединялись состояния, или деньги соединялись с государственными постами. Я еще раз с нежностью подумала о Насте, которая одела меня в хорошую броню лучших европейских домов моды.

-- Я готова покинуть это ристалище, -- сказала я.