— Пошли! — дал команду Одинец.

Санитары уже были на пороге и, кажется, с большим облегчением вышли во двор. Молча сели в машину и так же молча все доехали до Ткацкой улицы. Оттуда Одинец связался с Бродом, после чего направились в сторону Волгоградского проспекта, где находилась Центральная диспетчерская неотложной помощи. Припарковались в конце длинной вереницы санитарных машин.

— Тебе, Мцыри, когда-нибудь вызывали «скорую помощь»? — спросил Одинец.

— Давно это было и неправда… Когда еще учился в школе, ловили с дружком на плотах всю ночь угрей… Воспаление легких… В 1988 году, когда произошла перестрелка с бандитами, которых мы вязали на центральном рынке, потом… В ноябре 1993 года, возле Белого дома получил снайперскую порцию свинца…

— Извини, а на какой стороне ты там был?

— Это неважно… Впрочем, сам догадаешься, если скажу, что Бандо был с Баркашовцами…

— Значит, защищал демократию?

— Как хочешь так это и называй.

— А чего ж тогда за тебя не вступился президент? Почему он тебя не вырвал из лап латвийской Фемиды?

— Может потому, что я его об этом не просил…

Одинец с сомнением покачал головой.

— Вон, кажется, наша помощница идет.

Но Карташов видел только цветной зонтик и перебирающие мокрый тротуар женские ноги.

Одинец открыл дверцу.

— Наташа, мы здесь, — и соскочил на землю.

И снова Карташов увидел удаляющиеся ноги на изящной танкетке.

— Сегодня у нас день зарплаты, — устроившись на сиденье, сказал Одинец. — Работа у девчонки не пыльная, но рискованная. Злоупотребление служебным положением — от трех до восьми лет…

Карташов взглянул на часы.

— Надо бы смотаться к Татарину, посмотреть, кто за ним приезжает…

— Ну ты даешь, Мцыри! Тебе мало своих приключений?

— Я тебя не зову, съезжу один. Какой здесь ходит транспорт?

Одинец покрутил пальцем у виска.

— Ты что, с умственными завихрениями? Какой здесь ходит транспорт… Если устал, давай я сяду за баранку, а то совсем разучусь ездить по Москве.

Они поменялись местами.

В половине седьмого вечера они подъехали к месту работы Татаринова. Накрапывал мелкий дождик и прохожие редко останавливались, чтобы поделиться с калекой содержимым своих кошельков.

Время тянулось долго. В кабине от сигаретного дыма стоял такой смог, который более чувствительных людей легко мог сбить с катушек.

— Скажи, Мцыри, как на исповеди: в том деле, на литовской границе, есть твоя кровь? Ты ведь знаешь, я в свидетели не пойду. Здесь родится, здесь и умрет.

Карташов смотрел за окно, думал какую-то свою думу и вопрос Одинца как бы проигнорировал. Но так только казалось: две небольшие складки у переносицы вроде бы стали глубже, темные брови слетелись, сжались, словно им было неприютно.

— А что это тебе даст? Был-не-был, какая для тебя разница? Это мой вопрос…

— Не совсем так. Мне тоже важно знать, с кем я работаю, с кем играю в нарды и пью из одного стакана. Верно? А может, завтра я нарвусь на пулю, так будет ли у меня уверенность, что ты сдержись свое слово и не позволишь меня потрошить.

Оба замкнулись. Понимали — момент ответственный для их отношений.

— О том, что тогда произошло на латвийско-литовской границе, писали все, кому только не лень.

— Но не все об этом читали. Я, например, тогда на мир смотрел исключительно через прицел автомата. Не до газет было…

Карташов кисло улыбнулся, бросил быстрый взгляд на Одинца, и каким-то простуженным голосом начал рассказ.

— Все шло, как обычно. Ты понимаешь, рутина… Вшестером мы выехали в рейд, ловить всякую шушеру. Где-то в районе Нереты увязались за КАМАЗом, который по оперативной информации перевозил из Литвы цветной металл. Человек, который сидел с водителем в кабине, дал литовцам в лапу и после этого мы машину задержали и с ней вернулись на таможенный пункт. И как назло, в этот момент подъехал на «уазике» экипаж Бандо. Как потом мы узнали, на белорусской границе они сожгли два таможенных поста и, заметая следы, возвращались в Ригу через Нерету. И вот я, сержант Кротов и примкнувший к нам лейтенант Бандо, пошли на переговоры с литовской таможней. Их было пятеро. В основном молодые пацаны, конечно, безоружные, и когда увидели, кто к ним идет в гости, от страха заклацали зубами. К тому времени мы с Бандо уже были довольно известными лицами…

— По центральному телевидению ваши физии показывали чуть ли не каждый вечер… Я лично вам завидовал…

— Бандо тут же приказал всем вывернуть карманы. Более пожилой мужик — ни в какую. Говорит, обыск дело противозаконное. «А взятка, — возразил ему Бандо, — дело законное?» Короче, Бандо вытащил нож и разрезал у таможенника карманы, и нашел 60 долларов. Три десятки, двадцать и две купюры по пять долларов. Тогда была дикая инфляция и все были помешаны на зелени… Водитель КАМАЗа подтвердил, что именно такие купюры он давал в виде взятки…

— Стоп, Мцыри, потом доскажешь свою быль… Кажется, голуби сизокрылые прибыли…

В метрах десяти от них припарковался красный «ниссан». Со стороны пассажирского места открылась дверца, и на землю опустилась кроссовка. Карташов увидел его со спины — бритый, светлый затылок, кожаная коричневая куртка и зеленого цвета широкие штаны.

Они подошли к Татаринову и, подхватив его вместе с ящиком, понесли в машину. Сдвинув в сторону боковую дверь, они кинули неполноценное тело Татарина вглубь салона.

— Дешевки, ответят по полной программе… — Одинец включил зажигание.

Один из парней вернулся к коммерческому ларьку и купил две бутылки водки. Дальше началась езда по Москве. Дважды «ниссан» останавливался и забирал с точек таких же, как Татаринов, обрубленных войнами попрошаек. У одного из них были парализованы обе ноги и вместо двух рук — одна рука, у другого, который сидел у трех вокзалов, не доставало ноги и руки. Его лицо хранило следы ожогов — вся правая часть лица и часть головы были обезображены белыми рубцами.

— Что будем делать с этими козлами, которые издеваются над калеками? — не унимался Одинец.

— Устроим суд Линча…

— Хоть сейчас… Смерть немецко-фашистским оккупантам!

Слежка за «ниссаном» не представляла особой сложности — отчетливо заметный в автопотоке, он вел их за собой до самой железной дороги. Это, видимо, была одна из пригородных веток, по которой как раз прошел электропоезд.

— Татарин не ошибался, когда говорил, что слышал сигналы электричек, — сказал Карташов. Однако его напарник был озабочен другим.

— Что будем делать? — снова спросил он.

— Будем действовать по обстоятельствам.

— В гробу я видел твои обстоятельства. У тебя с Бандо тоже были обстоятельства. Я говорю о другом — что мы сделаем с этими друганами? Суд Линча это хорошо, но меня интересует, что ты, как бывший сотрудник уголовного розыска, должен в такой ситуации предпринять?