Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Василий Шуйский добровольно мне уступает царский венец с бармами — да быть того не может! Здесь какой-то подвох присутствует, его просто не может не быть, но какой и где спрятан?!»
Понятно, что Шуйские вполне трезво оценили сложившуюся ситуацию и решили уступить престол без борьбы. Но ведь он предлагал им не это, а гораздо меньшее — после изгнания самозванца с поляками собрать Земской Собор и выбрать царя, рассчитывая, что первым кандидатом станет он, на безальтернативной основе, само собой разумеется, как серьезный претендент. Ведь за ним будет армия, а ее выбор по нынешним временам самый главный. Да и кто со служивыми в здравом рассудке спорить будет?!
«Двинули сразу в цари, без предварительного обсуждения кандидатуры. И делают все, чтобы я как можно скорее взял на себя всю полноту власти. Без всякого Земского Собора — тут мое полное право на трон имеется, как князя Старицкого. Хм, а ведь всех устроит такой вариант, и меня тоже. Все просто — власть лежит, я ее поднял — кто с утра встал, того и тапки. Но в чем подвох то — я его пока не вижу, а он точно есть!»
— И служить твоему царскому величеству мы будем верно, как и надлежит верным подданным, что крест тебе в том целовали. А похочешь — от трудов удалимся в удел, что ты нам всем назначишь. Брат наш Василий Иванович стар уже и немощен, но мы послужить готовы!
«Не придерешься к нему — Василия грамотно сразу отвели в сторону — невместно бывшему царю служить новому, тут обида. Хотя в монастырь его запирать уже нельзя, не поймут. Так что нужно прилюдно выполнить обещание, данное патриарху, да и в грамоте о том отписал. Нехорошо выйдет, если откажусь, очень нехорошо, не стоит и думать».
— Дарую вам в удел Шуйское княжество, где государем Василию Ивановичу быть, как старшему в роду князей Шуйских. С городами Шуя, Юрьевец, Кинешма и Плес, а вы сами определитесь, кому, где и какими вотчинами владеть, и грамоты о том на утверждение представить. А княжеством сим прямым наследникам по мужской линии править токмо!
Такое уточнение было не лишним, Иван точно знал, что у трех братьев Шуйских быть мальчиков не должно. У младших жены к этому уже неспособны, а молодая супруга старого царя, вернее уже бывшего монарха, раз грамоты написаны и переданы, родит только девочек, которые умрут в младенчестве. Так что удел как вымороченный, в казну отойдет. Одоевские тоже удел свой обратно получили, но род у них многочисленный, сыновей много. А вот Старицкий удел в казну теперь отходит — так как он фактически царем является с этой минуты. Потому что формальное «венчание на царство» только в кремлевском Успенском соборе произойти может, и проводить его патриарх будет, и лишь после этого все вопросы отпадут.
Вот только когда он в Москву попадет — одному богу известно!
«Может быть тут собака зарыта? Царем мы тебя признали — изгоняй самозванца с ляхами! А если не сможешь, то, стало быть, ты не природный государь, а самозванец. Шуйским я обязан службу дать, иначе не поймут, но какую — держать при себе ядовитых змей опасно!»
Иван оторвался от размышлений — нужно было торжественно оканчивать аудиенцию. Но внутри царило смятение — он не мог понять, где подвох, и какую «подляну» ему эти скорпионы приготовили…
Глава 45
— Победа заключается в одном, княже — разбить неприятеля, и при этом понести как можно меньше потерь. Именно так — хорошо подготовленный воин дорого стоит, его с детства готовить нужно, и любая потеря грозит тем, что у врага на несколько ратников будет больше — как раз тех, кого наш стрелец не застрелит, а сын боярский не зарубит. Только и всего, Дмитрий Михайлович, этим немудреным правилом и нужно воеводе руководствоваться. Скажу больше, хотя ты об этом и без меня хорошо знаешь…
Иван остановился, рассматривая с высокого холма, как посреди сжатых полей тянутся серые и темные колонны стрельцов, что нескончаемыми «змеями» текли по поселочным дорогам в сторону Дмитрова. Армия собиралась в единый кулак — пора было начинать войну. «Тушинцы» завозились, начали покидать свой лагерь. Их конные разъезды все чаще стали появляться южнее Дмитрова, где среди рощ и лесов закипели схватки. Все понимали, что скоро грядет битва, а потому готовились к ней.
— Основные потери приходятся не на бой — ратники болеют от плохого корма и худой одежды, от непосильных трудностей, от хворостей. Да та же промокшая одежда и растертые в кровь ноги приносят потерь больше, чем свинцовый дроб с картечью. А потому до битвы ратных людей надобно беречь, кормить хорошо, одевать, ставить палатки, котлы с припасами возить на телегах при каждой сотне. А кто из сотников и начальных людей этого не понимает, и тем паче ворует — ставить в строй обычными стрельцами, пусть на собственной шкуре все прочувствуют и осознают. Можно и батогами проучить — но «березовая каша» только для самых нерадивых! Ибо нельзя ратных людей понапрасну калечить, если денежка за них уплачена!
Иван посмотрел на «марширующих» стрельцов и скривился — о том, что нужно ходить в ногу тут никто не подозревал, эта наука даже для европейских наемников была почти неизвестной. Хорошо, что равнение в шеренгах уже научились держать, да самые простые команды для стрельбы и боя освоили, хотя трудов потребовалось немало приложить для этого. Нужно будет практику «сено-солома» повсеместно внедрять, маршировать научить необходимо. Да и подразделения в этом случае быстрее «сбиваются», единым целым организмом солдаты себя почувствуют.
— Пусть так, государь, но как на поле боя «служивых людей» сберечь, если схватки идут, пушки ядрами стреляют, из мушкетов палят?!
— Напрасно помирать не имеют права, — усмехнулся Иван. — Есть шишак железный и доспех — надеть стрелец обязан, от случайной пули и стрелы сбережет. От ядер и пуль есть защита отличная — окоп вырыть, траншею длинную на иноземный манер, ров узкий и неглубокий, если по-нашему, и всем стрельцам из нее палить. Неприятель только головы стрелецкие там увидеть сможет, в которые ядром али пулей попасть невозможно. А вот наши «гуляй-города» ляхи из пушек своих ядрами на бревнышки разнесут,