– Вы чего тут устроили, голубки? – гоготал он. – Ещё пососитесь. Так ты тоже такой, как и Оливер, да? – не унимался Клив. – А папаша твой в курсе, что ты по парням?

– Отойди. – бросил я Леону и сам грубо оттолкнул его.

– Давай, Хитклиф, покажи мне свою материю. – Клив вытянул руку; на ладони возникло тёмное пламя. – Слышал, что ты на последнем месте по практике.

Он угрожающе поднял руку, и тут я уже не сдержался.

– О нет, – широко улыбнулся я в ответ. – У меня для тебя приготовлено что-то получше.

Я ударил его кулаком в нос. Его рука дёрнулась, и тёмная материя растворилась. Возможно, он думал, что ситуация в туалете повторится, и хотел взять реванш, вот только сегодня всё шло по другому сценарию.

Это лучшее чувство, которое я только мог испытать. Рука гудела от удара. Мне стоило огромных усилий не взвыть от боли. Я лишь плотно сжал челюсти, подавляя звуки. Кажется, я сломал себе большой палец, но вид шокированного Клива, прижимающего ладонь к лицу и стонущего от боли, показался мне поистине идеальным началом дня. Через секунду из его левой ноздри потекла, очерчивая губы и подбородок, тонкая алая струйка. Он медленно, словно в прострации, оторвал от меня рассеянный взгляд и посмотрел на испачканную ладонь. Его глаза расширились, как будто он никогда прежде не видел крови. Некоторое время я с садистским удовольствием наблюдал за ним, желая запечатлеть этот момент в памяти, чтобы возвращаться к нему снова и снова в минуты печали.

Кровь просачивалась между его пальцами, капала на пол, пачкала рубашку и брюки. Клив пытался что-то грозно говорить, но выходило невнятно. Нос подозрительно сместился чуть в сторону. Большой кровавый пузырь вырос из ноздри и лопнул. Выглядел Клив уродливо и жалко.

Теперь уже он испуганно смотрел на меня, не веря своим глазам. Кажется, он всё ещё не мог осознать происходящее.

Я больше не улыбался. Удовольствие притупилось. Теперь, глядя на него, я чувствовал только сожаление. Конечно, Клив тот ещё ублюдок, но именно сейчас он был ни при чём, а я просто воспользовался моментом. Мне стоило огромных усилий не броситься к нему с извинениями. Если вначале меня обуревала ярость, готовая вырваться наружу и обрушиться на любого, кто попадётся под горячую руку, то сейчас я чувствовал себя последним негодяем. Я больше не испытывал удовлетворения из-за того, что ударил его. Хуже того, теперь мне казалось, что я ничем не лучше Клива.

Как цунами, на меня обрушились все звуки и голоса, отчего виски пронзила резкая боль. Позади и по сторонам собралась толпа. Зеваки голосили, охали и шептались. Кто-то показывал на меня пальцем. Какая-то девчонка из младших классов подскочила и протянула Кливу платок. Одноклассник Клива, имени которого я не знал, подошёл к нему и попробовал утащить в сторону. Я выдохнул, словно долгое время находился под водой.

– Ты… – прошептал сбоку Леон севшим голосом, обращаясь к Кливу. – Ты как?

Я с досадой повернулся к Кагеру. Леон выглядел расстроенным. Он… что-то чувствовал к Кливу? Меня это привело в смятение, но я не мог сейчас позволить этим мыслям отвлечь меня. Никто не собирался расходиться. Клив безуспешно пытался остановить кровь. Он запачкал платок, прижимая его к носу. К этому времени подоспел кто-то из преподавателей. Кажется, картина перед ним предстала прескверная, раз даже он опешил и растерялся. За всем случившимся я не заметил, когда успел прозвенеть звонок. Клива увели два его одноклассника, быть может, в медчасть. Я смотрел им вслед, не реагируя на строгий голос преподавателя, обращавшегося ко мне; Клив оставлял после себя кровавые капли на паркете, словно Гензель со своими хлебными крошками. А меня под негодующие замечания повели в кабинет директора.

Впервые представ перед ним и ещё двумя преподавателями, я не мог вымолвить ни слова. Мне, впрочем, нечего было им сказать. Я не собирался отчитываться, по какому такому праву вздумал ударить ученика. Почему я посмел прибегнуть к ударам, словно – цитирую – «неотёсанный низший». Как будто за использование тёмной материи и дуэль меня бы по головке погладили. Они мучили меня около двадцати минут, прежде чем пришли к единственному логичному и кошмарному выводу – вызвать моего отца в лицей.

Я сидел в приёмной в дальнем углу, спрятавшись за высоким пышным кустом, подальше от цепкого взгляда секретаря. К костяшкам пальцев прикладывал пакет со льдом, заботливо выданный мистером Аврелем. Кажется, он очень прикипел ко мне ещё с того дня, как я случайно сжёг его кабинет. Мистер Аврель ничего не сказал, но тихонько улыбнулся мне, пока никто не видел.

Хотелось исчезнуть с лица земли, но не потому, что сейчас приедет отец и мне влетит. А потому, что вся моя жизнь летела под откос, так ещё и я активно этому способствовал. Сожаление по поводу Клива потихоньку сходило на нет. Я мысленно успокаивал себя тем, что он дрянной человек и ему полезно пару-тройку раз получить в нос.

Отец ворвался в приёмную, испугав секретаря и молоденькую учительницу. Я еле держал себя в руках; сердце бешено билось и готово было от страха выпрыгнуть из груди. Сухо поздоровавшись со взрослыми, отец взволнованно посмотрел на меня, отчего мой желудок прилип к позвоночнику и меня чуть не стошнило. Нужно будет пожаловаться на это миссис Рипли. Подумать только, у меня свой психиатр. Вот это достижение к семнадцати годам.

Отец постучал в дверь и, не дождавшись ответа, скрылся в кабинете директора. Прошло ещё двадцать минут, а потом меня внезапно пригласили.

– Ты ударил этого парня? Кливленда Маккинзи? – спросил отец, как только я вошёл.

Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, как это делал Гедеон.

Я молчал, опустив голову.

– Вот видите, ни словечка, – проговорил директор, мистер Сандо. – Мы уже пытались. Вы должны понимать, что отец Маккинзи не последний человек в центре…

– Мы разберёмся и, если потребуется, выплатим компенсацию, – грубо оборвал его отец и вновь обратился ко мне: – Кто научил тебя лезть в драку, Готье?

Он что, намекает на Скэриэла? Да я ни разу не видел, чтобы тот дрался. А вот наша семейка в этом хороша: Гедеон успел избить Оскара, да и отец как-то дал пощёчину Скэриэлу. Почему они все думают, будто Скэриэл плохо на меня влияет, когда они сами творят бог знает что? Конечно, я промолчал. Не хотелось устраивать разборки. По крайней мере сейчас.

– Вы можете забрать его домой. Маккинзи увезли в больницу, таковы правила. Будем надеяться, что его нос в порядке и сотрясения мозга нет. Но то, что произошло, это, конечно, большая проблема для всех нас…

– Я вас услышал, мистер Сандо, – надавил отец, и директор умолк. – Я всё решу, будьте спокойны. Репутация лицея не пострадает.

Он поднялся, следом торопливо привстал мистер Сандо. Они пожали друг другу руки, и отец первым вышел из кабинета, поправляя на ходу пальто. Он в спешке даже не снял его. Я буркнул: «До свидания» – и вышел, стараясь поспеть за отцом.

Мы шли молча, спускаясь по лестнице. Я отставал ровно на два шага. В холле отец чуть замедлился, и, поравнявшись, мы вместе вышли из здания. В напряжённом молчании добрались до парковки, где меня ждал Чарли, а отца – его водитель.