Хоть Наговицын и обещал ей, что обо всем договорится, тем не менее Лиза, неплохо знакомая с порядками в телецентре, вполне резонно опасалась, что процедура выделения оператора и машины может растянуться на неопределенный срок. Уверенности в том, что все пройдет гладко, не было никакой. Вдруг не окажется на месте кого-то из руководства, или неожиданно выяснится, что неисправна камера, или сломается какой-нибудь карбюратор в дежурной машине… Лиза, как пират перед абордажем, внутренне собралась и настроилась действовать в останкинских коридорах самым энергичным, решительным и беспощадным образом.

А жигуленок тем временем уже выруливал на Королева. Лиза убрала в сумку папку и телефон, бросила водителю на переднее сиденье сотенную купюру и, как спринтер перед стартом, замерла в полной готовности покинуть салон машины.

Проскочив охранника, Чумичкина мелкой рысью потрусила к лифту, пытаясь на бегу засунуть пропуск обратно в сумку. В этот момент (вот черт!) запиликал ее «мобильник». (Телефон этот, надо заметить, был у Лизы с братом общий – один на двоих, причем девять из десяти входящих звонков предназначались, как правило, именно Владу.)

Решив, что это названивает какая-то очередная пассия ее непутевого братца, Лиза полезла в сумку, чтоб отключить аппарат. Она выудила раздражающе верещавший «мобильник» (Влад будто назло ей всегда устанавливал на нем самые противные мелодии) и второпях нажала не ту кнопку, автоматически ответив на вызов. Делать нечего – пришлось говорить.

– Слушаю!.. – нетерпеливо и сердито гаркнула Лиза, несколько притормозив свой бег.

– Лизок, привет еще раз, – еле-еле разобрала она шелест в трубке. – Это Стрельникова…

– Ленка, ты?.. Тебя почти не слышно, говори громче! – проорала, остановившись, Чумичкина.

– Я громче не могу, – так же тихо объяснила Лена. – Ты где сейчас?

– В Останкине, внизу, в вестибюле, к шефу бегу! – надсадно выкрикнула Лиза.

– Ты нашей мадам-то уже позвонила?

– Да! Договорились, что она ждет меня в течение часа, потом уйдет! Вот я и лечу!

– Да не кричи ты так, я тебя отлично слышу, – осадила ее Стрельникова. – Ты вот что, Лизок… Ты остановись на минутку, отойди куда-нибудь в сторонку и послушай внимательно, что я тебе скажу…

Лиза, закинув сумку на плечо, закрыла освободившейся рукой ухо и отошла в глубь вестибюля, подальше от гомонящего потока спешащих к лифтам сотрудников телецентра. Она почти ничего не говорила, только слушала. Слушала сосредоточенно, хмуро, насупив тонкие выгоревшие брови и изредка кивая – то ли в знак согласия с услышанным, то ли таким образом отмечая для себя какие-то наиболее важные моменты.

* * *

о. Чернец, Саша Покровская

К своему немалому удивлению к заветной елке Саша вышла довольно быстро. И совсем не потому, что смогла легко сориентироваться в лесу и отыскать дорогу, просто ноги сами собой привели ее к месту.

Она забралась под густые, раскидистые лапы – там было по-прежнему тихо и почти по-домашнему уютно.

«Эх, не сиделось мне здесь ночью… – с мимолетным сожалением подумала Саша. – Понесла меня нелегкая…»

Но рассиживаться под елкой и грустить о сделанном времени не было, девушка подцепила рюкзак и выволокла его наружу. В его кармане хранилось то, ради чего, главным образом, Саша и отправилась на поиски своего гнездышка.

Она пошарила в одном кармашке, потом в другом и, наконец, извлекла на свет то, что искала – маленький, размером с половину почтовой открытки, косметический наборчик.

Вообще-то все игроки экипировались абсолютно всем необходимым – от носовых платков и расчесок до палаток и спальников – исключительно из резервов телекомпании. Ничего лишнего, никаких личных вещей брать с собой на остров не разрешалось. Но Лена Стрельникова, опекавшая Сашу и следившая за ее снаряжением, сама втихомолку сунула ей в рюкзак этот небольшой пластмассовый футлярчик. В нем был только самый необходимый минимум: зеркальце, компакт-пудра, два тона румян и четыре – теней. Однако в сложившейся ситуации этот скудный наборчик казался Саше сущим спасением.

Не без легкого волнения девушка открыла коробочку, поднесла зеркало к лицу и… ахнула.

– Кошмар!.. – жалобно простонала она.

Разумеется, Саша предполагала обнаружить на своем лице какие-то изъяны – не зря же ее так тщательно обрабатывал Сергей, – но подобного ужаса она, конечно, никак не ожидала!

На левой щеке, подбородке и верхней губе красовались глубокие рваные царапины, лоб украшала ссадина размером с пятирублевую монету, а все остальное лицо было сплошь покрыто замысловатым орнаментом из мелких ранок, царапинок и красных пятнышек комариных укусов. Довершали эту невообразимую «красоту» ядовито-желтые запекшиеся потеки заживляющей мази, щедро наложенной на лицо девушки заботливой рукой Сергея.

Рассматривая все это, Саша едва не заплакала от досады. В самом деле, было от чего впасть в отчаянье – она выглядела самым настоящим пугалом. Ни дать ни взять – начинающая бомжиха с площади трех вокзалов!

Вконец расстроенная, она закрыла крышку футлярчика и смахнула все-таки проступившие на глазах слезы.

«Это катастрофа!.. – в полнейшем унынии думала она. – Теперь понятно, почему он смотался искать этих двоих… Он, наверное, особенно и не рассчитывал их найти, просто надоело парню на мою жуткую физиономию любоваться. От такой страхолюдины не то что в лес сбежишь – в море бросишься! Кошмар… Что ж мне не везет-то так, господи?..»

Саша застыла, глядя прямо перед собой невидящим, остановившимся взглядом. Способность думать и действовать вернулась к ней только минут через пять.

С крайне сердитым и решительным видом она поднялась на ноги и достала из рюкзака мыло и бутыль с водой. Первым делом надо было хорошенько умыться, а уж потом постараться хоть каким-то образом исправить положение.

Истратив на гигиеническую обработку истерзанного лица добрую половину запаса воды, Саша вытерлась насухо, уселась поудобней и взяла в руки свою последнюю надежду – маленький косметический наборчик.

Она колдовала над своим лицом не менее получаса. Главных проблем было две – скудность, так сказать, изобразительных средств и сложность стоящей перед Сашей задачи. Грим надо было наложить так, чтобы, с одной стороны, максимально замаскировать повреждения, а с другой – не допустить очевидных, видимых следов вмешательства косметики.

Девушка трудилась в поте лица, с величайшим старанием и тщательностью обрабатывая каждый сантиметр кожи. Если какой-то фрагмент ее не устраивал, безжалостно удаляла его краешком смоченного платка и начинала все заново. Иногда тяжело вздыхая, иногда бормоча что-то под нос, иногда даже ругаясь вполголоса, она шаг за шагом продвигалась к заветной цели – нормальному, человеческому лицу.

Наконец, в последний раз окинув строгим, придирчивым взглядом результат, своих трудов, Саша удовлетворенно кивнула и улыбнулась своему отражению в зеркальце: