И снова она прошла под землей, на сей раз к южному берегу, и взглянула на бескрайний аквамариновый простор, ощутив лишь вздохи великого океана.

И вновь — под землю, чтобы вынырнуть теперь в верховье узкой долины. Здесь беззвучно свивались грозовые облака. Они стояли здесь всегда. Унылая долина грозила ей, хотя ее обитатель давно пропал. Воды, текущие из нее, были холодными как лед и кислыми. Деревья, произраставшие на отвесных склонах, — исковерканные и черные — питались каменным деревом: окаменевшими останками росшего здесь когда-то леса. Долина Мастера.

Ныне долина Укротительницы. Она свирепо дралась за эти места. Она метнулась к ближайшим каменным развалинам.

Медовое дитя было на месте, в своем святилище. Укротительница проворно обежала осыпавшиеся стены, заглянула внутрь, к девочке. Сердце немного успокоилось. Медовое дитя смотрело на нее. Здесь все как надо. Ничто не потревожено. Никто не проходил этой долиной.

Медовое дитя улыбалось. Девочка была такой милой.

Помахав ей, Укротительница пробормотала:

— Сейчас не могу говорить. Но скоро вернусь.

Она скользнула назад в пещеру, пересекла лабиринт, закрывающиеся камни, открывающиеся камни и снова оказалась у входа в пещеру над северной гаванью.

Корабль стоял у причала; мужчины, осторожно ступая по покрытым морскими травами камням, выносили на берег груз. Несколько человек поднимались по старой тропе, не сводя глаз с сыпучего склона и стараясь отыскать безопасный путь.

Еще трое подходили к широкому низкому гроту. Один из них выглядел более подвижным, остроглазым и более хитрым, чем другие. Неправильно выглядел. Он был молод, но нес груз времени. Ужасный груз времени.

Ей надо было поразмыслить. Чтобы все обдумать, годилось лишь одно место, и она серебряной тенью скользнула в нижний мир, оставив холодную пещеру пустой.

Но она оставила в ней эхо, эхо своего страха и изумления, своих забот и своего одиночества; эхо, неслышное таким, как вошедший в пещеру вместе со мной Урта, но в голове человека под «ужасным грузом времени» звеневшее громче огромных бронзовых гонгов святилища, где свежевала и разделывала свои жертвы Медея.

Я выпил это эхо и переварил его. Я не мог увидеть лица женщины, но ее безмолвный лепет, ее беспокойный порывистый трепет был мне ясен, как рисунки на стенах пещеры.

До того, однако, мы долго стояли на неустойчивой палубе Арго, поодаль от молов, раскачиваясь на зыби и осматривая гавань. Тайрон был озадачен.

— Это определенно гавань Акротири, — сказал он, — но она покинута. Это один из самых больших портов острова. Стоит только оглядеться вокруг, чтобы убедиться.

Замкнутые вздымающимися рифами, защищенные двойной стеной волноломов причалы тянулись вдоль нагромождения построек, протяженных складов и сбившихся в кучу жилых домов, раскрашенных в яркие цвета, так что все здесь выглядело богатым.

Какие цвета! Ярчайшая зелень, синева всех оттенков — от аквамарина до лаванды, — цвет розы и огненные краски рассвета… Невиданный блеск, окружавший эти неспокойные воды, так резко выделялся рядом с угрюмыми горами, нависшими над бухтой.

— Там Акротирийская пещера, — напомнил нам Тайрон, указав на низкий широкий грот в центре крутого обрыва. — Здесь Кронос пустил стрелу, поразившую Зевса, когда тот плыл к Греческой земле. Зевс поставил стрелу вместо мачты и привязал к ней свою рубаху как парус. На Крите столько пещер, что и вообразить невозможно, и все они были созданы, чтобы прославить жизнь или дать ей начало. Величайшая из них — Диктейская пещера; она в глубине острова, и отыскать ее очень трудно. Тот же Зевс зародился там и вышел из ее лона, покрытый волосами, но уже в облике мужчины.

Исследователь лабиринтов бросал по сторонам недоуменные и взволнованные взгляды.

— Здесь не должно быть пусто. Что случилось? — гадал он.

— Сидя на месте, мы ничего не узнаем, — громко произнес стоявший позади нас Ясон, который слышал весь разговор. — Давайте причалим, приведем в порядок корабль, поищем свежие припасы и пошлем кого-нибудь на разведку в горы по одной-двум тропам. Красивые цвета, и краска, между прочим, свежая. Покинули? Значит, была причина. Думаю, если хорошенько поискать, еда здесь найдется.

На том и порешили. Каждый был голоден, но главным, ради чего все стремились на сушу, была пресная вода, выдававшаяся уже ограниченно. Опустили и уложили на место мачту, положили на воду весла с правого борта. Подняли якорь и умелыми осторожными гребками, поставив Боллула к рулевому веслу, провели Арго за изгиб двойного волнолома.

Мы развернули корабль и причалили кормой к берегу на самой окраине городка. Если придется спасаться бегством, только отсюда можно будет быстро уйти.

Мальчикам поручили уборку корабля. Греки занялись починкой треснувших весел, порванного паруса и лечением потрескавшихся мозолистых ладоней тех, кто натрудил руки на пути от Альбы к этим теплым негостеприимным местам.

Ясон повел маленький отряд на западный гребень утеса осмотреть окрестности. Мы с Уртой и Тайроном поднялись по крутой тропке к пещере. И здесь, скорчившись под образами, написанными красками и нацарапанными на неровной стене, я уловил эхо женщины, с самого начала следившей за нами.

Урта, подняв факел, рассматривал картины. Они изображали птиц в полете и других животных, растянутых, словно для просушки на ветру; были и странные чертежи, напоминающие корабли и паруса, и значки, которыми, возможно, передавались замыслы Мастера. Стены были сплошь исчерчены, линии пересекались и накладывались друг на друга.

— Очень странно, — заметил Урта. — Ничего подобного я не видел. Вроде люди, но не совсем. Вроде животные, но не вполне. Очень странные лица. И на странных лицах уж совсем странные глаза, почти собачьи. И все они такие длинные и тощие. Соразмерность нарушена. Хотя если посмотришь на Рубобоста — скорее жеребец, чем человек, — так поверишь, что из чрева всякое может выродиться.

Он забрел вглубь пещеры, время от времени останавливаясь перед узкими проходами, ответвлявшимися от основного. Тайрон от входа наблюдал за ним. Знатока лабиринтов что-то сильно взволновало, но мой осторожный вопрос он оставил без ответа, заглядевшись, как я подозревал, не в тени пещеры, а в собственное прошлое.

— Там внизу темновато, — сообщил Урта, — но я заметил блеск: то ли металл, то ли тот забавный камень, что светится в темноте. Я видел такой на пути в Дельфы.

— Фосфор.

— Тоннель, похоже, уходит далеко. Но он узкий. Взрослому мужчине не протиснуться.

Эхо женоподобного, но не вполне человеческого существа, побывавшего здесь недавно, все еще отчетливо ощущалось. Я проследовал за ним по проходу. Урта не ошибся. По тоннелю можно было только ползти: он разветвлялся изогнутой сетью, свивался узлами и закручивался вокруг самого себя, уходя во тьму подземелья. Стены давили на меня так, что сжимало грудь, и я задыхался от накатившего вдруг ужаса.