«Уиттерман из тех людей, что не желают ставить точку, — подумала Луиза. — Ярость этого человека привлекла внимание Хенрика».

В пластиковых файлах она нашла страницы, вырванные из блокнота. Хенрик начал переводить статью Уиттермана на шведский. Луиза видела, что порой ему трудно подбирать слова, трудно приспособиться к ритму длинных фраз. Она отложила статью в сторону, полистала дальше. Внезапно опять возник мозг Кеннеди. Заметки Хенрика были накарябаны на отдельных листках. Сложив их по порядку, она приступила к чтению.

21 января 1967 года Генеральный прокурор США Рамзи Кларк позвонил по телефону. Он был взволнован и не уверен, какая реакция ожидает его. Набрав номер, он поговорил с секретарем, который попросил его подождать. Затем в трубке раздался сердитый голос. Президент Линдон Бейнс Джонсон мог быть приятным и приветливым, но, чуть что не по его, часто взрывался.

— Доброе утро, господин президент.

— Что, собственно, происходит? Я думал, все закончилось, когда на военно-морской базе произвели вскрытие Джека?

— Мы пригласили всех троих патологоанатомов сюда, в Вашингтон. Финка пришлось вызвать из Вьетнама.

— Плевал я на Финка! У меня тут делегация из Арканзаса, бьет копытом под дверью. Хотят обсудить урожай овса и пшеницы. У меня, черт возьми, нет на это времени.

— Простите, господин президент. Я буду краток. Вчера они были в архиве. В частности, доктор Хьюмс, который выступал перед комиссией Уоррена по поводу снимка правого легкого. Это было важно, чтобы установить, как умер Кеннеди.

— Об этом я читал в отчете комиссии. Чего ты, собственно, хочешь?

— Похоже, у нас возникла проблема. Снимок исчез.

— Что значит — исчез?

— Пропал. Как, предположительно, и другой снимок, где входное отверстие смертельной пули.

— Черт побери! Как могли исчезнуть снимки вскрытия Кеннеди?

— А как мог исчезнуть его мозг?

— Что теперь будет?

— Врачи, разумеется, обеспокоены, потому что ранее под присягой свидетельствовали, что снимки существуют. Теперь их нет. По крайней мере одного.

— Газеты станут в этом копаться?

— Более чем вероятно. Все дело поднимут снова. Теории заговора, Освальд, якобы действовавший не в одиночку. Все, что мы старались спрятать, может вновь стать достоянием гласности.

— У меня больше нет времени на Джека. Он мертв. Я пытаюсь быть президентом, пытаюсь распутать эту проклятую вьетнамскую войну и справиться с неграми, которые будут бесчинствовать на улицах, если мы вскоре не решим проблемы с гражданскими правами. Проследи, чтобы эти врачи не болтали слишком много. И поскорее отошли Финка обратно во Вьетнам.

Хенрик закончил свой реферат примечанием, что этот материал взят из «недавно открытых архивов Министерства юстиции США». Добавил он и собственный комментарий:

Кажется, идет массовое захоронение. Неудобные факты замалчиваются. Правду рядят в другие одежды. Мы живем в мире, где важнее скрыть факты, чем обнародовать их. Тот, кто втайне освещает самые темные углы, не может быть уверен, что именно там найдет. Я должен продолжать светить. Скоро я отложу в сторону все эти документы о Кеннеди и его проклятом мозге. Но они служат учебником лжи, а тем самым правды.

Луиза листала стопки бумаг. Нашла карту южных районов Мозамбика. Хенрик обвел кружком город Шаи-Шаи и район к северу-западу от него.

Луиза отложила карту в сторону. На самом дне сумки лежал коричневый конверт. Она вскрыла его. Там было пять черных бумажных силуэтов. Два из них представляли собой геометрические фигуры, остальные три — человеческие профили.

В одном из них она сразу узнала Хенрика. Профиль его, вне всякого сомнения. Ей стало не по себе, силуэт был вырезан очень умело. Но Хенрик — всего лишь тень, черная бумага каким-то образом предвещала случившееся.

Она посмотрела на другие силуэты. Один — мужской, второй — женский. Профиль женщины указывал на то, что она африканка. На обороте никаких надписей. Силуэты наклеены на плотную белую бумагу. Никаких подписей, ничего, что бы говорило, кто их вырезал. Может, сам Хенрик?

Луиза еще раз просмотрела содержимое сумки. Под конец у нее в руках остались только силуэты. Что они означали?

Она спустилась в холл, вышла в сад. С моря дул теплый ветер, насыщенный запахами таинственных пряностей.

Сев на скамейку, Луиза вгляделась в черную воду моря. Мелькали огни маяка, далеко на горизонте плыл на юг корабль.

Она вздрогнула, когда за спиной внезапно появилась Лусинда.

Почему все люди здесь двигаются бесшумно? Почему я никогда не слышу их шагов?

Лусинда села рядом.

— Что ты нашла в сумке?

Луиза опешила.

— Откуда ты о ней узнала?

— Я встретила Хоканссона. Этот город хоть и большой, но все равно маленький. Я встретила его случайно, и он мне все рассказал.

— Он сказал, что тебя зовут Жульетой и что никакой Лусинды он не знает.

Лицо Лусинды скрывала тень.

— Иногда мужчины дают женщинами имена, которые им нравятся.

— А почему женщины на это соглашаются?

В тот же миг, но все равно слишком поздно, Луиза поняла, что имела в виду Лусинда.

— Он считал, что я выгляжу как женщина, которая должна носить имя Жульета. Три месяца мы с ним встречались два вечера в неделю, всегда в определенное время, как правило, в тайных квартирах, снятых для таких встреч, как наши. Потом он то ли нашел другую, то ли приехала его жена, я не помню.

— Могу я тебе верить?

Ответ прозвучал как удар хлыстом.

— Что я была его шлюхой? Маленькой черной мышкой, с которой он забавлялся, платя наличными, долларами или южноафриканскими рандами? — Лусинда встала. — Я не смогу тебе помочь, если ты не желаешь понять, что происходит в нищей стране.

— Я не хотела сказать ничего обидного.

— Ты все равно не поймешь, ведь тебе никогда в голову не приходило, что, прежде чем раздвигать ноги, надо подумать, поесть ли самой или накормить детей и родителей?

— Так объясни мне.

— Потому я и пришла. Хочу, чтобы завтра во второй половине дня ты поехала со мной. Я кое-что тебе покажу. То, что видел и Хенрик. Ничего не случится, можешь не бояться.

— Я всего здесь боюсь, боюсь темноты, боюсь, что на меня нападут люди, которых я не вижу и не слышу. Боюсь, потому что не понимаю.