Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Захожу, вешаю пальто в шкаф и лениво стягиваю обувь, а мама уже ждет меня в коридоре.
— Я вас видела.
Как в старые добрые времена, значит. В окно смотрела. Даже вспоминается давний момент из одиннадцатого класса.
* * *
— Опять целовались под окнами?
— Мам, подглядывать нехорошо!
— Дочь, да я все понимаю. Первая любовь…
— У нас будет первая и единственная, мама! Навсегда!
* * *
Сейчас ответить я могу совсем по-другому.
— Это все глупости, мам. Он что-то отмечал с друзьями и жутко напился.
— Но приехал к тебе.
— Мам! Завтра он и не вспомнит.
— Уже два года вспоминает, Жень.
— И чего ты добиваешь, говоря об этом? — не сдерживаясь, я начинаю кричать. Слезы снова текут из глаз, и я не могу остановить их, хотя годы тренировок должны помогать бороться с этим. — Я очень жалею, что бросила его тогда, но теперь ничего не сделаешь! Когда он предлагал начать все заново, я была против, а теперь уже поздно. У него другая.
— Ты разлюбила его? — не обращая внимания на мою истерику, мама просто задает свой вопрос.
А истерика лишь накрывает меня все сильнее. Прижимаясь к стене, съезжаю вниз, подтягиваю колени к груди и закрываю лицо ладонями.
— Думала, что разлюбила, мам. Если бы мы не встретились тогда в театре, в сентябре, а потом еще и еще… Может, было бы легче. А теперь я понимаю, какой же дурой была тогда. Еще и с другим мужчиной встречалась…
Про Макара мама знает, но не все. Про аборт я так и не решилась ей рассказать, потому что она бы не приняла мою сторону. А сейчас и я свою не принимаю. Да, я думала, что ребенок от Макара мне не нужен, что я одна с ним не справлюсь, да и вообще сейчас времени на это нет. Пережила, перетерпела. Но буквально перед новым годом мой врач назначила мне обследование, которое положено в определенный момент после операции. И то, что я узнала, повергло меня в ужас и дичайший страх. Любая девушка, которая решается на аборт, вроде бы и понимает это, но точно думает, что именно с ней ничего не произойдет. Увы…
Мои шансы родить ребенка в будущем теперь стремятся к нулю. Еще одним идиотским решением я сломала свою жизнь, и теперь радость материнства не познаю никогда. Думаю об этом, и слезы новой волной накрывают меня, и тучи снова сгущаются надо мной.
— Женя… Дочь, вставай, милая. Надо успокоиться.
Но я не могу успокоиться! Если бы ты все знала, мама! Если бы ты знала, какой раздрай творится в моей душе, мам!
Поднимаюсь, продолжая подпирать собой стену. Мама подходит, обнимает за плечи и потихоньку подталкивает в сторону кухни.
— Надо успокоиться, дочь. Поплачь немного, если нужно, но слезами ты себе не поможешь. Надо разобраться во всем.
— В чем, мам? Парень, которого я всю жизнь люблю, по пьяне предлагает вернуться к нему, хотя это невозможно. Он не свободен. Отношения, на которые я потратила несколько месяцев, разрушились с треском. Я не очень жалею, но и там успела ошибок насовершать… И все равно больно.
Мама обнимает меня и притягивает к себе, позволяя уткнуться в ее плечо и оставить на нем свои слезы.
— Потерпи, дочь. Вы долго друг без друга терпели, так потерпите еще чуть-чуть. Время вас рассудит, это я тебе гарантирую. Либо отпустите и сможете жить спокойно, либо…
— Уже ничего не вернуть, мам.
— Это ты так думаешь, а я побольше твоего прожила, Жень, и кое-что о жизни знаю. Никогда не зарекайся. Вы так молоды… Все еще возможно. Ты только не терзай себя, прошлого все равно не изменить. Только зря душу выматывать.
— Что мне делать, мамочка, я так виновата…
— Если любит, Жень, однажды простит. Запомни мои слова, и потом поймешь, как я была права. Тот, кто любит, всегда прощает.
Ян
— Ян, уже второй час, — мама ворчит из-за моего позднего подъема.
— Прости, мам. Мальчишник просто фееричный был. Сонь, по-братски сделай мне кофейку.
— Ян!
— Ну мам! Дай хоть раз в год побыть старшим братом и покомандовать сестрой.
— Я сделаю, — спокойно соглашается Соня, дабы не раздражать родительницу. Да, мама уже все поняла, и ей определенно не нравится, чем я занимался вчера. Ну что поделать, мне тоже не нравится, но вот вчера вечером страшно хотелось именно этого.
На свободном стуле сидит и осуждающе смотрит на меня Базилио, еще один свидетель моего не самого ликвидного состояния. Эх, кот, знал бы ты, какие у меня проблемы…
— Сын, я хотела тебе кое-что рассказать, да все не решаюсь, — маман вдруг резко меняет тему и присаживается за стол, приглашая меня сесть рядом.
Соня запускает кофемашину и уходит куда-то, и вот мы остаемся на кухне вдвоем. Желая занять руки, хватаю мандарин из вазы и начинаю его чистить. Тяжко идет, зараза, но я никогда и не умел как следует.
— И о чем же?
— Твоя Женя приходила.
От неожиданности я так давлю на мандарин, что протыкаю уже очищенную дольку пальцем. Сок разбрызгивается по столу, и я дергаюсь назад, чтобы он не попал мне в глаз и на беленькую чистую футболку.
— Женя? Зачем?
— Это было еще до нового года, за пару дней. Ее мама заболела, твой отец отправлял к ней врача, и Женя приходила поблагодарить нас за помощь. Принесла подарок.
— Вы разговаривали о чем-то?
— О тебе. Она много думает о том, что сделала, может быть, даже жалеет. Считает, что так было лучше для тебя.
Я жую помятый мандарин, монотонно работая челюстью.
— Ага.
Мне нечего сказать. Считает и считает, мне-то что? Не хочу больше о ней, мы уже все выяснили. Она бывшая из прошлого, и мне от нее ничего не нужно.
— Ты ведь не хочешь ее вернуть? — с подозрением спрашивает мама.
Ой, мам… Хорошо, что от драки со стеной следов на кулаке не осталось. Вспомню себя этой ночью и вздрогну. Что натворил…
— Не хочу. У меня Кира.
— Я рада, что ты все понимаешь, — поднимается с места и на ходу пожимает мое плечо. — Все, что я хотела пожелать тебе, сынок, это лишь быть счастливым. Слушай сердце, но и головой тоже думай.
— Мам, ну мне же не пятнадцать.
— Вот потому и говорю. Ты уже большой, а у
