Поэтому городские власти решили выяснить, работает ли эта теория в обратном направлении. Начали они с городского метро, перенаправляя все средства и все свое внимание на замену разбитых окон и очистку вагонов от граффити; восстанавливали в буквальном смысле по одному вагону за день.

Жители города, понятное дело, поначалу эту инициативу восприняли скептически. Как поясняет Гладуэлл, «многие защитники тогдашней подземки убеждали… не беспоиться по поводу граффити, а обратить внимание на более серьезные вопросы, такие как преступность и техническая ненадежность метро, что выглядело достаточно разумным советом. Озабоченность по поводу граффити, в то время как сама система метрополитена находилась на грани краха, выглядела такой же бесполезной, как чистка бортов «Титаника», когда корабль шел прямо на айсберг» (цит. по: Гладуэлл М. Переломный момент: как незначительные изменения приводят к глобальным переменам. – М.: Издательский дом «Вильямс», 2007. – 400 с. – С. 198. – Примеч. ред .).

Но, несмотря на всю критику, городские власти не отступили от своего плана, постепенно охватывая все больше и больше линий метро, и в конце концов привели в порядок все поезда метрополитена. По мере расширения ими своих кругов улучшались и результаты. Вскоре показатели по преступлениям в метро всех видов – от уклонения от оплаты проезда до вооруженных грабежей – существенно снизились.

Затем власти еще больше расширили свой круг – принялись за очистку от граффити городских зданий и сооружений… И, как это ни удивительно, очень скоро преступность в городе пошла на спад.

Мораль: маленькие успехи могут в сумме давать большие достижения. Для этого нужно лишь начертить свой первый круг.

Как плохие привычки превратить в хорошие, преодолевая барьеры для изменений

Как-то во время одного из моих первых тренингов на Уолл-Стрит в дальнем конце зала поднялся один нетерпеливый товарищ и выкрикнул поверх голов своих коллег-аналитиков: «Шон, я знаю, что вы из Гарварда и все такое… Но разве все это не напрасная трата времени? Разве позитивная психология – это не очевидные вещи?»

При этих словах сердце у меня ушло в пятки. Я тогда делал лишь первые шаги в качестве тренера-консультанта, а потому не знал, что публичное подвергание сомнению кем-то из аудитории значимости темы выступающего – это обычное явление. Тем не менее я собрался с мыслями и принял этот вызов. Я пояснил этому отнюдь не товарищу, что позитивная психология черпает идеи из многих уважаемых источников: от трудов древнегреческих философов и почитаемых религиозных традиций до работ современных писателей и мыслителей. Более того, ее принципы и теории апробируются и подтверждаются эмпирическим образом. Так что тогда как некоторые из идей, перенимаемых позитивной психологией, вполне могут быть очевидными, именно наука, стоящая за ними, делает их уникальными и ценными. Однако этого парня мои доводы явно не убедили. Он сел на свое место с самодовольным видом, а я перешел к следующему вопросу, пытаясь смириться с тем, что всех слушателей расположить к себе невозможно.

И только после тренинга, когда я обедал в компании нескольких из присутствовавших на нем аналитиков, мне открылся весь смысл произошедшего. «Вы помните того парня, который встал и возразил вам во время вашего выступления?» – спросили меня. Я ответил, что да, он мне запомнился. Тогда другой аналитик, наклонившись ко мне, сказал: «Этот парень – самый несчастный человек здесь. Такое ощущение, что над его головой всегда висит дождевая туча. Мы не можем включить его ни в одну из команд, потому как он, образно говоря, токсичен».

Это стало для меня поворотным пунктом. Я столкнулся с человеком, отвергшим б о льшую часть того, о чем я рассказывал, как нечто слишком очевидное; но все это, похоже, вовсе не так очевидно. Я осознал, что он живое олицетворение одного из величайших парадоксов человеческого поведения:

...

Удивились бы вы, если бы я сказал вам, что сигареты не слишком богаты на витамин С? Или что от каждодневного просмотра реалити-шоу ваш IQ существенно не вырастет? Наверное, нет. Также все мы знаем, что следует заниматься физическими упражнениями, спать по восемь часов в сутки, правильно питаться и быть доброжелательными по отношению к другим. Но становится ли из-за того, что нам все это хорошо известно, выполнение этих вещей сколь-нибудь менее сложным?

Конечно же, нет. В повседневной жизни знания – это лишь часть сражения. Без действий знания зачастую бессмысленны. Как сказал Аристотель, чтобы быть превосходным, недостаточно превосходно мыслить или превосходно себя чувствовать – нужно превосходно действовать. Действия же, которые нужно предпринять, чтобы претворить в жизнь то, что мы знаем, зачастую даются нам труднее всего. Именно поэтому 44 % врачей – категория людей, которые лучше других знают, как важно заниматься физическими упражнениями и правильно питаться, – имеют лишний вес1. Также именно поэтому у гуру науки об организации труда зачастую царит беспорядок, религиозные лидеры могут богохульствовать, а отдельные специалисты по позитивной психологии отнюдь не счастливы в своей жизни. Я работаю с многими деловыми людьми, которые жалуются, что каждый понедельник они дают себе зарок больше не откладывать дела на потом или бросить курить, ежедневно обрабатывать содержимое своего ящика входящих сообщений или почаще играть со своими детьми, однако каждую следующую пятницу недоумевают, чем же они занимались всю неделю и что им помешало придерживаться данного себе обещания.

...

Подобно большинству людей, я каждый год 1 января разворачиваю одно и то же сражение, но к 10 января снова откатываюсь на исходные позиции. Более того, как сообщает New York Times , 80 % людей не выполняют данные себе новогодние обещания2. Даже тогда, когда мы обеими руками за позитивное изменение, его сохранение в течение сколь-нибудь существенного промежутка времени представляется практически невыполнимой задачей. Очень часто сегодняшний тренажер завтра становится вешалкой для одежды.

Если мозг, как мы уже знаем, способен измениться, почему же нам так сложно изменить свое поведение? И как можно такое изменение упростить?

Мы «всего лишь комок привычек»

В те годы, когда я работал в исследовательской лаборатории Гарварда, мой рабочий день начинался с продолжительной поездки в лифте в William James Hall. В этом 15-этажном здании уже несколько десятилетий базируется факультет психологии Гарвардского университета, и его стены за это время повидали многое – от Б. Ф. Скиннера с его знаменитым проблемным ящиком до шумных обезьян бонобо и студентов магистратуры, на которых испытывали методы генной инженерии. (Со всеми ними там обращались по-человечески, чего нельзя сказать о студентах.) Однако самое ценное его наследие – открытия, сделанные ученым, в честь которого назван этот корпус.