— А как же тебе удалось улизнуть? — крикнула какая-то старуха, тыча в патера пальцем. — А ну признавайся! Может, ты той же колдовской породы? Иначе бы она обратила тебя в камень, как моего сыночка!

— Моей власти оказалось мало! — внезапно вмешалась Саесса. — Пусть он человек слабый и любострастный, но он и мухи не обидит! Он посвятил себя Богу, потому я ничего и не смогла с ним сделать. Угрызения совести спасли его от самых сильных моих заклинаний!

— Да как можно быть священником и таскаться в гости к похотливой ведьме? — не унималась старуха. — Нет! Он осквернил нашу церковь, а после устроил тот балаган с ведьминым причастием. Так мы и поверили!

— Полегче! — крикнул Мэт. — Вы же поверили, что он всегда исповедуется, согрешив, — как же он мог осквернить церковь?

Толпа не обратила на него никакого внимания, и гул грозил превратиться в рев.

— Погодите, люди добрые! — прокричал сэр Ги, и толпа притихла. — Как он мог осквернить эту церковь, — рассудительно молвил сэр Ги, — если ему каждый раз отпускались его грехи?

Крестьяне закивали головами, словно бы образумясь. Мэт почувствовал спазмы в животе от такой несправедливости и бросил сэру Ги:

— Эй! Вы ведь повторили все за мной слово в слово!

— Приношу вам свою благодарность, — отвечал сэр Ги. — Я бы сам не додумался.

— Но... — Мэт с трудом поборол приступ негодования. — Как же получилось, что они и внимания не обратили, когда это сказал я?

— А как же иначе, лорд Мэтью? — удивился сэр Ги. — Вы же не рыцарь!

Мэт отвернулся в крайней досаде. «Найти бы того типа, что делал проект этого мира, — я бы отослал эту халтуру на доработку».

Патер Брюнел вздохнул с облегчением.

— Видите, и рыцарь говорит, что я всегда каялся. Поэтому ваша церковь не осквернена, и проверка для ведьмы была самой доподлинной. Она пришла в сей Божий храм и получила освященную облатку на ваших глазах. Она больше не ведьма, она под покровительством Бога, хотя и грешница... как я сам. — Его голос упал, но тут же окреп: — И как каждый из вас! Да, ее грехи потяжелее, чем у большинства из вас, но найдется ли здесь хоть один, который скажет: я грешу не каждую неделю? А ведь вас не осуждают за это так жестоко, потому что вы приходите на исповедь и милостью Божьей получаете отпущение всех грехов. Чем же она хуже?

Он посмотрел по сторонам, честно позволяя желающим возразить.

Толпа переглядывалась, перешептывалась, но никто не выступил открыто.

Осмелился один Арвид, с багровым и свирепым лицом.

— Ну, хватит молоть! Грехи ей, слышь, отпустили, снова на ней благодать! А сколько душ она сгубила своими мерзкими чарами? Неужто она не понесет за это наказания?

— Эге-гей! — крикнула старуха. — Сжечь ее!

— Не бывать этому! — взревел патер Брюнел. — Казнь через сожжение предназначена для ведьм и еретиков. Она — ни то, ни другое. Хотите судить ее по закону Короля — отдайте ее королевским слугам. Но сами вы ее не сожжете, пока я тут священник!

— То-то и оно — пока! — парировал Арвид. — Все может измениться, патер!

— Смерть им! — крикнул женский голос. — Сжечь их обоих! Пусть грехи соединят их, а огонь всех очистит!

Снова взревев, патер Брюнел сбросил с себя епитрахиль, плюхнул ее на алтарь и ринулся в гущу толпы. Народ шарахнулся в стороны. Схватив Саессу за руку, священник понесся к выходу, как пушечное ядро, и вылетел за дверь. С минуту толпа стояла в оцепенении, потом с воплями тоже затеснилась к двери.

Опередив Мэта, сэр Ги врезался в толпу, расчищая себе путь одетыми в броню локтями. Мэт держался за ним, ведя за собой Алисанду.

Они прорвались вперед как раз вовремя: патер, держа Саессу за руку, стоя в плотном кольце народа, провозгласил:

— Вот, мы вне стен Божьего храма! Тот, кто считает себя вправе, пусть хватает ведьму!

Толпа возбужденно зашепталась. Арвид переглянулся с двумя соседями, те кивнули и стали пробиваться к патеру.

Он застыл, как бетонный, в напряженном ожидании.

Мэт порылся в памяти, вспоминая, как полицейские останавливают преступников, и рявкнул:

— Стой! Ни с места!

Троица от неожиданности остановилась.

Мэт рванулся к ним, держа руку на эфесе меча.

— Если вы на такое отважитесь, я буду на стороне патера!

— Я тоже! — присоединился к нему сэр Ги, вынимая меч из ножен, — Наши два меча против целой толпы — это славно! Равные силы, лорд Мэтью, честный бой!

— Ну хватит! — взорвалась Алисанда. — Охладите ваш пыл, сэр Ги! Негоже рыцарю биться с крестьянами, вы — их защитник... А вы! — Принцесса повернулась к толпе. — Священник только исполняет свой долг, защищая эту женщину — она кающаяся грешница и она снова под покровительством Господа.

Арвид выпучил глаза.

— Как, и вы туда же, леди?

— Да, — отвечала Алисанда. — И в моих жилах течет благородная кровь. Вот мой суд: она больше не ведьма, она свободна!

Мэт подумал, что Арвид и сам все это прекрасно знает, но, чтобы отступить, сохранив лицо, ему нужен предлог. Раз особа благородных кровей сказала, никуда не денешься. Похоже, и у аристократизма есть свои преимущества.

Арвид замялся. Один из сельчан что-то шепнул ему на ухо, кивая на принцессу, и глаза заводилы стали круглыми, как две долларовые монеты. Он уставился на Алисанду, как будто только что увидел. Потом забормотал:

— А ведь это ей-богу она. Ей-богу.

Мэт боролся с приступом раздражения. Какой простой выход из затруднительного положения.

Оробевший Арвид опустился на одно колено перед принцессой.

— О, госпожа наша, наша...

— На сегодня будет довольно и миледи, — перебила его Алисанда ласково, но твердо.

И протянула ему руку.

Арвид коснулся губами кольца на ее пальце и обратил к ней лицо, исполненное преданности. Потом встал, поклонился и пошел прочь по образовавшемуся в толпе проходу, а за ним один за другим потянулись крестьяне, смиренно, почти испуганно поглядывая через плечо на принцессу.

Постепенно площадь перед церковью опустела. Мэт повернулся к Алисанде:

— Я совсем забыл, ваше высочество, что вы владеете магией особого рода.

Алисанда, довольная, улыбнулась.

— Бодрись, господин маг, ты еще познаешь искусство повелевать. Однако сегодня я не заметила промахов в твоем поведении. И должна признать, что не так уж много найдется людей, на которых я могла бы положиться в подобных переделках.

Мэт недоверчиво посмотрел на нее. Что за крутой вираж? Но вдруг понял, что это — предложение мира, и ответил улыбкой, уже обращаясь к патеру Брюнелу: