– Не знаю. Джейми курит, может, он просто пах куревом.

– Может, он просто. – Кейт повернулась к мужу. – О, Адам, сам с ним разговаривай.

– Хэл, прекрати, расскажи нам всю правду, – сказал Адам, который вроде бы вновь стал рассудительным.

Конечно, рассказать всю правду было невозможно. Хэл знал только начало правды. Ту часть, когда ему всучили бутылку с прозрачной жидкостью и он ушел наверх.

– Ко мне, – соврал Хэл, – заглянул Джейми.

Когда Адам и Кейт покинули комнату, я встал.

Хэл понял, что он пропустил пятно от выпивки.

– О, дрянь.

Времени у него не было. Он упал на колени и начал тереть его тряпкой. Я почуял, что Кейт собирается вернуться в комнату и попытался вновь лечь на пятно.

– Принц, что ты делаешь? – воскликнул Хэл, отпихивая меня локтями.

– Хэл, что ты делаешь? – спросила Кейт, стоя в дверях.

Его рот открылся и закрылся, но звука не последовало. Он попытался снова. На этот раз он справился:

– Должно быть, я что-то разлил.

Кейт с шумом выдохнула через нос. Еще один признак опасности. Я помахал хвостом на средней скорости, пытаясь разрядить обстановку.

Похоже, это сработало. Хэла, вроде бы, пронесло. Но конечно, я знал, что грядет. Я знал, потому что проследил за бабушкой Маргарет и ее тысячей запахов, когда она отправилась в спальню. Знал, потому что она открыла свой ящик и вздохнула в ужасе. Но что я мог сделать? Применить физическую силу?

Рано или поздно это должны были обнаружить.

– О, нет, – сказала бабушка Маргарет. – О боже, нет. – Она вернулась на кухню к Кейт.

– Мама, в чем дело?

– Они исчезли.

Кейт резко тряхнула головой.

– Что исчезло?

– Мои драгоценности. Их там нет.

– Что значит, их там нет?

– Моя брошь. И все мои кулоны, тот, что Билл… на нашу серебряную свадьбу. – Она задрожала, и вся тысяча запахов усилилась.

Кейт пошла проверить и вернулась, закусив губу. Она положила руку на плечо матери. Было трудно, по крайней мере, сразу, понять, что она думает.

– Хэл. – Ее голос, достаточно громкий, чтобы ее услышали в комнате с телевизором, был мягок.

– Мама, – отозвался он.

– Подойди сюда. – Обманчивая мягкость еще оставалась. Хэл подчинился. – Сядь. – Хэл замялся, но затем, голосом, которым она командовала мной, Кейт сказала:

– Сядь.

Хэл сел. Он взглянул на бабушку Маргарет, которая еще дрожала. Он абсолютно не понимал, что происходит.

– Что, в чем дело? – спросил он опасливо.

Адам, вернувшись сверху, задал тот же вопрос.

Кейт пояснила.

– Итак, Хэл, что в действительности случилось?

– Ничего. Я не знаю. Я же сказал.

Волны гнева заколыхались в воздухе.

– Хэл, если не скажешь нам сейчас правду, у тебя будут серьезные проблемы.

– Брось, Кейт, – Адам безуспешно попытался призвать к спокойствию.

Волны гнева начали оказывать на Хэла странный эффект, он вновь с трудом подбирал слова. Или, даже, с трудом расставлял их в нужном порядке:

– Я, хм, я, ну, это, не, я, это, я не знаю. – Он говорил, повернув ладони вверх, в отчаянной попытке прекратить весь этот допрос.

– Ты знаешь, что значили эти драгоценности? – спросила Кейт. – Ты хоть представляешь?

Хэл был загнан в угол, и я никак не мог ему помочь. Ему пришлось бы рассказать все – сейчас или позже. Он решил сейчас.

– У меня была вечеринка.

Бабушка Маргарет нахмурилась и закачала головой. Адам уставился в потолок.

– У тебя была вечеринка. – Кейт произнесла слово «вечеринка», будто только что его узнала.

– Да. Так как-то вышло.

– Так как-то вышло?

– Я же говорю: да.

– Так как-то вышло? – Ярость Кейт обретала новое измерение. Ее чувство адекватности было давно позабыто. Я никогда не видел, чтобы она вела себя так. Это было хуже, чем когда Адам превратился в чудовище.

– Мама, послушай, я не нарочно. Просто все вышло из-под контроля. Это все Джейми. Он позвал кучу народа, которого я даже не знаю.

– О, это даже лучше. Ты впустил в дом незнакомцев. Ну, тогда все хорошо, разве нет? Это все меняет.

– Я не мог ничего сделать.

– Тебе уже семнадцать. Ты отличник. Через месяц ты сможешь голосовать. Через три месяца уезжаешь в университет. И тебе не хватает сил запретить людям прийти сюда и изгадить наш дом, украсть бабушкины драгоценности. Боже правый, порой я удивляюсь, кого мы умудрились воспитать! – Она посмотрела на Адама, сказав последнюю фразу, и покачала головой.

– Ну же, прошу. Это ни к чему не приведет, – сказал Адам.

Я полаял на балконные двери, просто так, но очевидно было уже поздно для отвлекающих маневров.

Волны ярости поменяли направление. Теперь они исходили от Хэла. Он отодвинул стул и направился вон из комнаты. Задел плечо Адама, когда выходил. Не нарочно, просто гнев повлиял на его координацию.

– Куда это ты направился? – спросила Кейт.

– Вернись назад, – согласился с ней Адам.

– Отъебитесь, – и наступило молчание. Даже Хэл был удивлен, какие слова сорвались с его губ.

– О, Адам, прошу. Я больше не могу с ним разговаривать.

Адам последовал за сыном в коридор.

– Хэл, веди себя разумно.

– Нет, отъебись.

– Хэл, я предупреждаю тебя.

– Папа, и что ты сделаешь? Ударишь меня? Ну, так давай, ударь. Это меня научит. Да, давай. Ударь меня, блядь, ты, образец либерального родительства. Ударь меня, блядь, в нос, ты, ублюдочный лицемер. Ударь меня, ударь. Давай уже, блядь.

На мгновение показалось, что Адам действительно хочет принять это предложение. Все его тело перекосило, оно изнывало от нужды в насилии.

– Хэл, просто заткнись, – пролаял он. – За-ткнись.

– Нет, я не собираюсь затыкаться. Я вечно затыкаюсь. И причина, по которой я затыкаюсь – я думал, что так проще, но нет, ведь никто в этой семье понятия, блядь, не имеет, что я чувствую.

– Ты жалок, и ты знаешь, что это так. Твоя мать имеет полное право злиться, боже правый, Хэл, ты пригласил в дом воров. Ты же должен был учиться.

И тогда, когда уже казалось, что хуже быть не может, их прервали.

– Фу!