— Но у Гиммлера воёска СС.

— Расформируем. Пусть не сразу, постепенно. Вермахт поможет. Тем более, в отличие от рейхсфюрера, вы пользуетесь в воёсках непререкаемым авторитетом. А в данной ситуации я надеюсь только на помощь военных.

— А служба безопасности?

— Рейхсмаршал, неужели вы думаете, что после истории с Полем Кальтенбруннер встанет на сторону Гиммлера?

Геринг усмехнулся: да, действительно, история тогда вышла, что называется, с душком.

В штате Гиммлера, как у всех высокопоставленных особ, состояли люди, которым рейхсфюрер доверял безраздельно. И, естественно, когда возникала необходимость, брал их «под свое крыло». Такими людьми у рейхсфюрера были Готтлоб Бергер, начальник Главной канцелярии СС, отвечающий за организацию и снабжение войск СС, и Освальд Поль, кассир РСХА. Через них проходили все деньги службы безопасности и войск СС. И подчинялись оба непосредственно Гиммлеру.

И все бы шло хорошо, не прицепись однажды Кальтенбруннер из-за какого-то пустяка к одному из «нужных людей» Поля. Посадил того под «домашний арест». Поль, естественно, возмутился поведением шефа РСХА и доложил о случившемся лично Гиммлеру. Тот приказал «человечка» отпустить. Да не просто отпустить, а вдобавок прилюдно принести извинения. Кальтенбруннер подобного отношения к себе снести не смог и, как только рейхсфюрер покинул Берлин, решил воспользоваться ситуацией и отомстить Полю. В кабинете начальника службы безопасности, прямо на рабочем месте, произошла драка, в результате которой Кальтенбруннер был избит Полем, после чего с позором изгнан из помещения.

Об этой истории стало известно в верхах. Особого значения ей, правда, не придали, но с тех пор отношения между Гиммлером и Кальтенбруннером стали натянутыми или, как выразился однажды Мюллер, «более официальными».

— Предположим, Борман, по кандидатуре Гиммлера вы меня убедили. Но по какой же причине отмели фигуру Геббельса?

— Относительно Геббельса мне ответить значительно сложнее. Наш Йозеф пользуется непререкаемым авторитетом и его слово является рупором нации. — Борман и сам почувствовал фальшь в своих словах. Геринг улыбался. («Нет, — понял рейхслейтер, — с ним нужно говорить откровенно и на его языке. Иначе положительного результата не добиться».) — Но Геббельс ничего не смыслит ни в военных, ни в хозяйственных делах. А Германии нужна сильная и опытная рука. Хотя бы в чем-то одном.

— Что ж, — промычал Геринг, — в военном деле я разбираюсь. Да и в хозяйственном тоже. — Он взял с каминной полки фарфоровую статуэтку балерины и, любуясь ею, как бы невзначай спросил: — А на центральное место в партии метите наверняка вы сами?

Борман поднялся и встал рядом с рейхсмаршалом.

— Я справился с канцелярской работой партии и, если мне окажут доверие, смогу зарекомендовать себя и на этом посту. Естественно, находясь в вашем подчинении.

Геринг минуты две молчал, размышляя над сказанным. Потом, придя, видимо, к определенному умозаключению, произнес:

— Когда, вы говорите, появится связь с «Вольфшанце»? Через четыре часа? Вот через четыре часа мы с вами и примем окончательное решение. А пока будем считать, что наша дружеская встреча подошла к концу.

* * *

Геббельс положил трубку. Его и без того бледное лицо приобрело матовый оттенок.

— Что случилось? — Шпеер подхватил щуплое тело рейхсминистра пропаганды под руки и усадил в кресло.

— Вы не поверите, Альберт. Звонил Гиммлер. На фюрера совершено покушение. Он ранен. Мне предложено подготовить официальное сообщение о том, что он жив.

Шпеер замер. Пот струйкой соскользнул по его щеке. Мысль о том, кто мог совершить преступление, не вызывала сомнений: конечно же, рабочие, строившие бункер. А значит, подозрение в первую очередь падет на него: все строительные организации находились в подчинении министерства военной промышленности. Следовательно, арест неминуем. А Геббельс между тем продолжал:

— Гиммлер сказал, что бомбу подложил полковник Штауффенберг. Из штаба резервной армии. Судя по всему, центр заговорщиков находится на Бендлерштрассе.

Час от часу не легче. Теперь Шпеера бросило в самый что ни на есть настоящий жар. Три дня назад генерал Фромм пригласил его на сегодня, 20 июля, к себе, на Бендлерштрассе, отобедать и обсудить кое-какие вопросы. Встреча была назначена на 12 часов дня. Из-за совещания в министерстве Геббельса Шпеер не смог приехать вовремя, поэтому намеревался заглянуть к генералу чуть позже. Нет, есть все-таки Бог на свете!

— Господин министр, — Шпеера пронзила неожиданная мысль, — а вдруг рейхсфюрер ошибается и штаб генерала Фромма не имеет к покушению никакого отношения? Вы же знаете, как у нас умеют делать поспешные выводы. Может, вам стоит позвонить в Ставку и лично выяснить все подробности?

— К сожалению, связи со Ставкой нет. — Геббельс нервно махнул сухонькой ручонкой и вдруг оживился: — А что, если вы сами прямо сейчас позвоните на Бендлерштрассе? Думаю, с вами Фромм будет откровеннее, чем со мной.

Шпеер послушно набрал номер коммутатора штаба резервистов и попросил соединить с Фромом.

— Генерал Фромм занят, — ответил мужской голос.

— Тогда свяжите меня с его адъютантом.

— К сожалению, по данному номеру адъютант генерала вам ответить не может.

Шпеер хотел было вернуть трубку на рычаг, но новая мысль подсказала очередной вариант:

— Тогда соедините с генералом Ольбрехтом

Генерал взял трубку без промедления.

— Господин генерал, что происходит у нас в Берлине? — Шпеер пытался говорить непринужденно и отчасти даже шутливо. — До меня дошли довольно странные слухи, а я как раз собирался встретиться с генералом Фроммом…

— Ни в коем случае, Шпеер, не приезжайте к нам, — в голосе генерала слышалось нервное возбуждение. — И где вы, кстати, сейчас находитесь?

— В своем кабинете, — соврал министр.

— Вот и не покидайте его. По крайней мере в ближайшие пять-шесть часов. Это пока все, что я могу вам сказать.

Трубку на другом конце провода положили.

— Ну что? — Геббельс с нетерпением смотрел на Шпеера.

— Кажется, вы были правы. Более того, в Берлине, суда по всему, назревают военные действия. Иначе говоря, мятеж. И его центр действительно обосновался в штабе резервной армии.

— Это вам сообщил Фромм?

— Нет. Я думаю, мятежники его изолировали. По крайней мере связи с ним мне не дали.

Шпеер отошел к окну. В этот момент снова дал о себе знать телефон. Геббельс поднял трубку. Звонил Борман.

— Вам уже известно о покушении?

— Да.

— Что вы намерены предпринять?

— Сообщить по радио, что фюрер жив. Последнее известие из Ставки гласило именно так.