— Ну, довольно разговоров, — утомленно сказала Лалит. — Я пришла к тебе не за этим.

— А зачем?

— Ты не догадываешься? Здесь, в Шамбале, ни один мужчина не может ублажить мою плоть так, как ты. Приступай.

— Нет.

— Лекант, противиться глупо. Ты ведь хочешь меня, я это вижу. Ты мой раб и будешь моим рабом. А раб должен выполнять все повеления госпожи.

Лалит встала с лежака и медленно разделась.

— Я ведь по-прежнему хороша? — улыбаясь, спросила она Леканта.

— Слишком хороша для меня, — ответил он.

Лалит подошла к нему и стала стаскивать с его плеч халат.

— Что ты противишься, как целомудренный юноша, Лекант? Уж мы-то с тобой много в своих существованиях нагрешили. И только наш сын откроет для нас рай.

— Мне не нужен рай. Мне не нужна ты! — крикнул Лекант.

Откуда в руках его оказался нож?!

И он ударил этим ножом Лалит. Он рассек ее надвое, и женщина упала, заливая кровью изумрудного цвета ковры.

— Ты тупица, Лекант, — прохрипела она. — Меня этим не возь…

Он отсек ей голову, и она замолчала.

— Проклятая тварь, — сказал Лекант и, бросив нож, вышел из комнаты.

Никто не попался ему на пути, никто не остановил его, и он вышел из здания «Озорной пташки». Он сорвал с плеча наплечник раба, и, переходя от дома к дому, от дворца к дворцу, запутал свои следы. А потом он вошел в разошедшуюся перед ним щель пространства и исчез…

Меж тем в «Озорной пташке» все шло своим чередом. Веселье, вино, забавы и смех были повсюду. Друкчен, успевший задремать в жарких объятиях госпожи Мой-нян, проснулся и выпил вина.

— Ах, милая! — погладил он по плечу Мой-нян. — Жаль с тобой расставаться, но ничего не поделаешь, мне надо до рассвета вернуться в свое жилище. Вдруг принцесса Ченцэ пришлет за мной? Она говорила, что отпустит меня в отшельники, отправит во внешний мир, чтобы я принес ей своего маленького сынишку на воспитание.

— Друкчен, дорогой! — воскликнула Мой-нян. — Во внешний мир мы отправимся с тобой вместе, я пойду за тобой как нитка за иголкой, до того ты мне понравился. А сынишку твоего возьмем и передадим принцессе. Если уж будет таков ее приказ.

— Я совсем не против идти с тобой. Но давай прихватим еще и моих удальцов!

— Ты говоришь про пятерых разбойников?

— Именно.

— Что ж, они неплохие молодцы и могут помочь нам во внешнем мире. Только не становись отшельником. Этого мне не пережить! Я в тебе встретила своего лучшего мужчину!

— Неужели?

— Точно! Мужчины, выросшие в Шамбале, совершенно не могут ублажить женщину. Они не знают ни игры в тучку и дождик, ни танцев дракона с цилинем. Слишком целомудренны! Наш управляющий положил на меня глаз, но, когда я попробовала с ним, оказалось, что его конь совсем не умеет скакать.

— А, чертовка! Так ты не одного распробовала!

Друкчен и Мой-нян расхохотались.

Они уже оделись, выпили еще вина, и тут в створку двери постучали.

— Войдите, — сказала Мой-нян.

Вошел удалец Жуй по прозвищу Железная Крыса.

— Хозяин, хозяйка, — тихо сказал он. — Беда.

— Что случилось? — вскочила с колен Друкчена Мой-нян.

— В Изумрудных покоях кто-то убил женщину.

— Так-так, — после недолгого молчания заговорила Мой-нян. — Кто видел тело?

— Только я да еще Лей Яшмовый Таз.

— А как вас занесло в Изумрудные покои? Разве вы не должны были развлекаться с певичками?

— Мы и развлекались, госпожа. Но потом нам захотелось оправиться, и мы пошли искать отхожее место.

— И вместо этого попали в Изумрудные покои?

— Мы проходили мимо и увидели, как из-под двери течет струйка крови. Мы открыли дверь, увидели труп и сразу бросились сюда.

— Собери всех наших, — сказал, вставая, Друкчен Лею. — И идите к черному ходу. Мы вынесем тело и закопаем его.

— Господин! — сказал Лей. — В Чакравартине нет земли. Все заложено плиткой. Мы не сможем закопать тело.

— Он верно говорит, — сказала Мой-нян. — Идемте в покои. По дороге я решу, что делать с телом.

Все разбойники собрались и потихоньку пошли в Изумрудные покои. Некоторые вооружились ведрами с водой и тряпками — чтобы замыть кровь.

А крови было много.

— Все ковры испорчены, — сказала Мой-нян. Присмотрелась к голове трупа и воскликнула: — Да ведь это Золотая Госпожа!

— Что за Золотая Госпожа? — спросил Друкчен.

— Она часто навещала раба по имени Лекант и, уходя, всегда оставляла золото. Ох! Видно, он ее и убил. Он ведь непревзойденный рубщик мяса.

— Вот и нож. Мясницкий как раз.

— Дурное это дело. Вот что. Вы, удальцы, соберите все пропитанные кровью тряпки и несите на задний двор. Там их сожжете сами, никого не привлекая.

— А если нас заметят?

— Никто вас не заметит, я ручаюсь. А вы помоете пол и стены.

— Слушаемся, госпожа.

— Погодите, сейчас я призову одного человечка.

И госпожа Мой-нян вышла.

Разбойники стали скатывать окровавленные ковры. И тут один из них увидел сияющие браслеты на руках трупа.

— Погляди-ка, господин Друкчен! — сказал разбойник. — Каковы вещицы!

— Да, это настоящая красота! — воскликнул Друкчен, рассматривая браслеты. Он аккуратно снял их с рук убитой и обтер полой халата. — Это будет наш подарок госпоже Мой-нян.

— Верно, верно, — загомонили разбойники.

Друкчен спрятал браслеты в платок и положил в карман.

Вернулась Мой-нян. Она вела за собой старшего повара.

— Вот, господин, новая туша, — сказала она, указывая на труп. — Ее надо пустить на начинку для пампушек. Сможете ли вы это сделать?

— Для вас, госпожа, — сказал повар, — я пущу на начинку даже самого Будду.

Повар надел фартук, взял топор и быстро разделал останки Лалит на мелкие куски. Затем они с Мой-нян втащили в комнату из коридора большой плетеный короб и положили в него куски.

— Мясо в фарш, а кости — в кислоту, — сказала Мой-нян.

— Будет исполнено, госпожа, — сказал повар, взял короб и вышел.

Разбойники меж тем привели комнату в относительный порядок. А Друкчен вынул браслеты и сказал:

— Не побрезгуй, дорогая! Эти украшения я снял с рук убитой.

— Ах! — ахнула Мой-нян, увидев, как прекрасны браслеты. — Да хоть бы ты вытащил их из отхожего места, и тогда я не побрезговала бы ими. Они великолепны, словно сделаны для богов!