от удушья, еще не спустившись на землю. А во время приземления шар запутался в проводах электропередачи и взорвался. Давид Столбун посмертно стал Героем Советского Союза. На месте падения летательного аппарата воздвигли памятник экипажу, а пятилетний мальчик потерял отца и столкнулся с первым тяжелым испытанием в своей жизни.

После катастрофы Витя получал поддержку от ближайших коллег отца. К нему хорошо и тепло относились в научных кругах и сообществе интеллигенции. Но несмотря на это, Виктор не смог пойти по стопам отца. Его исключили из медицинского университета, и карьера настоящего врача оказалась под угрозой. Заочно Виктор Столбун все-таки закончил Московский педагогический государственный университет, факультет русского языка и литературы. Затем, благодаря протекции жены-психиатра, получил специализацию по нейропсихологии в лаборатории и практиковался в психиатрических больницах. Он написал в соавторстве с матерью, женой и другими специалистами не одну научную работу.

А на пороге 40 лет Виктор Столбун заявил об открытии собственной клиники по лечению алкоголизма, где практика проходила по его оригинальным методикам. Деятельность клиники вызывала сомнения и подозрения в шарлатанстве, а также вызывала вопросы у настоящих медиков, которые были против методов Столбуна. Но Виктор не останавливался, а, наоборот, расширял поле возможной деятельности. Список болезней, поддающихся лечению авторской методикой, быстро пополнялся. Со временем он стал работать с раковыми больными, бронхиальной астмой и шизофренией — ее он особенно любил исцелять. Язва желудка, депрессия тоже дополнили перечень.

Техника лечения была специфической. Столбун называл ее дозированным центрипетально-реперкуссивным воздействием, или ДЦРВ. Больным наносили на кожу пальцев ног, ягодиц и висков хлорэтил — бесцветный, легко сжижаемый газ, активно использующийся в то время в медицине в качестве анестетика. Является сильным наркотиком, эффект достигается при вдыхании вещества. При попадании на кожу вызывает чувство жжения, онемения, охлаждения, снижает местное кровообращение и чувствительность. При длительном воздействии приводит к зуду и гиперемии (переполнению кровью кровеносных сосудов участка тела). Нужно отметить, что ДЦРВ крайне неприятная процедура. Ее проводили и детям.

Остальные способы оздоровления включали в себя порку, издевательства, коллективные унижения и избиения, использование электрического тока.

В лечебный распорядок дня входила тяжелая физическая работа, постоянные перемещения по стране без средств к существованию и ежедневные «диагностики состояния», которые напоминают нам традиционные терапевтические сеансы саентологов. Все, от мала до велика, приглашались доверенными лицами Столбуна в отдельную комнату, где их спрашивали, на сколько по 10-балльной шкале они чувствуют злость. Если в ответе были сомнения, то с «пациентами» проводили нейропсихологическое упражнение. Их просили закрыть глаза, положить руки на стол и в течение нескольких минут повторять настукиваемый «медсестрой» ритм. Способы для проверки уровня агрессии были слуховыми, зрительными, интеллектуальными. После этого пациентам устраивали сеансы обливания жидким хлорэтилом. Это называлось процедурой «слоения». Такое проделывали с периодичностью со всеми участниками сообщества, или, как было принято называть пациентов, «коллектива».

Коллектив делился на большие сообщества взрослых и детей. В секту попадало много малышей и подростков. Родители, верившие в псевдонаучный подход Столбуна, отдавали своих отпрысков для того, чтобы у них была возможность сформировать в себе выдающиеся способности. Вместе они не жили. Летом детские группы ездили с воспитателями по всей стране, от Москвы до Душанбе, зайцами в плацкарте на багажных полках и автостопом, показывая спектакли на обозрение всему СССР. Останавливались на частных квартирах членов коммуны, воспитывались в строгости. Грязь и неухоженность были в почете и означали, что человек не тратит время попусту, а трудится и занимается делом. Все ходили с вшами, ссадинами, в старой одежде. Мылись редко и коллективно.

Дети учились не быть лучше других, не высовываться, не желать и не чувствовать себя, но при этом быть радостными. Если закинуть ногу на ногу — отчитают за высокомерие. Скрестить руки на груди — получить подзатыльник или выговор за то, что поставил себя выше других. Переживать, плакать, ныть запрещено. Делиться друг с другом переживаниями — тоже. В детском отделении секты были в почете доносы и наговоры. За проступок можно нарваться на публичную порку. Проступком становились самые безобидные вещи: незаплетенные волосы у девочек, в одиночку съеденное яблоко, неискреннее выступление в театральном кружке, не доеденная до последней крошки еда. Кто плохо ест, тот мало трудится. Все в конце дня обсуждалось на общих собраниях.

Ребятам постоянно напоминали о том, что они вырастут ничтожными проститутками и наркоманами, что их матери шлюхи, а отцы — тунеядцы.

Жаловаться на проблемы со здоровьем или дискомфорт не разрешено. Поэтому многие часто болели, передавая вирусы друг другу. Укусы насекомых не обрабатывались, так как Столбун учил, что кусают только злых и плохих людей. Следовательно, сказать, что тебя покусали комары, нельзя. Свободное от работы и поездок время посвящалось патриотической литературе про подвиги во имя родины, пению пионерских песен и доносам. Считалось, что такие методы позволят вырастить настоящего, здорового в будущем человека. Детей убеждали, что «во внешнем мире» живут одни идиоты и плохие люди. А они в безопасности только потому, что трудятся все вместе на благо коллектива. Стокгольмский синдром процветал и оказывал воздействие на психику уже взрослых людей, выросших в секте, долгие годы спустя. Даже возвращаясь в свои семьи, дети стремились уехать назад в коммуну, потому что жизнь вне группы казалась пустой, опасной и лишенной смысла.

Отправить ребенка на лечение к Столбуну можно за деньги и по любой причине. Конечно, больные ребята с инвалидностью там тоже встречались. Но в основном все были здоровыми. Подразумевалось, что методика Столбуна поможет от любых проблем: плохого поведения в школе, лени, дурного характера, плохих оценок, страхов, неуверенности, хамства, невнимательности. В общем, от всех нормальных детских проблем, которые обычно решаются вместе с родителями в семейном кругу и проходят с возрастом. Особенно тяжело приходилось детям из благополучных домов. Их вырвали из теплого гнезда и лишили условий для развития здоровой психики. В коммуне находилось много детей из девиантных семей алкоголиков и наркоманов, состоявших на учете в милиции. И для них не было ничего удивительного в криках, порках, унижениях. Они получали своеобразную заботу и контроль за минимальным обеспечением. А вот обычным детям становилось несладко. Если их родители принимали решение пойти на лечение к Столбуну или отправить свое чадо к нему на перевоспитание, то самого ребенка никто не спрашивал и не предупреждал. Из привычной квартиры и распорядка его перемещали в грязные бараки с толпой юных членов «коллектива». Вернуться домой не представлялось возможным, так как никакой связи с родителями не было. Можно писать письма, но из-за постоянных переездов они доходили редко, и только до тех родственников, которые постоянно присматривали