Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В это трудно поверить… я вас не понимаю, – сказал полковник.
– К сожалению, я не могу привести вам все звенья моей логической цепочки рассуждений, – ответил Лоу. – Многое еще неясно, но факты достаточно красноречивы, чтобы убедить меня в том, что в результате землетрясения и оползня, которые произошли здесь недавно, воплощение элементаля было весьма ожидаемо, при наличии одного необходимого обстоятельства – присутствия поблизости больного человека.
– Но когда злодей схватил меня, почему не прикончил? – спросил Чаддам. – Или этому помешало ваше появление?
Флаксман Лоу задумался.
– Нет, не думаю, что могу тешить себя мыслью, будто оно как-то связано с вашим спасением. Вы были на волосок от гибели – насколько близкой была опасность, вы поймете, когда мы утром услышим последние новости о Скалли.
В этот момент в комнату вошел слуга.
– Пришла женщина из коттеджа, сэр. Говорит, Скалли умер.
– В котором часу? – спросил Лоу.
– Она говорит, сэр, примерно в десять минут девятого.
– Время в точности совпадает, – заметил Лоу, когда слуга вышел из комнаты. – Призрак замер и сник так внезапно, что я подумал; наверное, что-то такое и должно было произойти.
– Но, конечно, случай этот беспрецедентный?
– Да, – согласился Флаксман Лоу. – Хотя могу вас заверить, что если вы потрудитесь полистать журналы, посвященные психическим исследованиям, то найдете множество по крайней мере не менее удивительных сообщений.
– Но насколько они правдивы?
– Так или иначе, – заключил Флаксман Лоу, – мы знаем, что данный случай достоверен.
С тех пор семья Дэймли провела немало отрадных дней в Лоу-Риддингс, но Чаддам, получивший право до известной степени контролировать действия мисс Ливи, упорствует в своих возражениях по поводу ее одиноких поездок в Нербери по Мур-роуд. Ибо, хотя с тех пор близ Лоу-Риддингс прежняя фигура ни разу не встречалась, в последнее время в газетах появились странные сообщения о подобном таинственном призраке, которого не раз видели в глухих окрестностях Северного Лондона. Если этот безымянный странствующий дух, обладающий силой и энергией двадцати человек, действительно и поныне блуждает по безлюдным дорогам, то чем раньше мистер Флаксман Лоу его изгонит, тем лучше.
Чарльз Уэбстер Ледбетер
Комната барона
Мадам Елена Петровна Блаватская[115] отличалась многообразием талантов и была самой необычной личностью из всех, кого я знал. Ее последователи, разумеется, видят в ней выдающегося учителя оккультизма, которому все мы бесконечно обязаны, но для нас, кому повезло быть знакомым с ней непосредственно, она значит гораздо больше, и наша память хранит ее в самых различных ролях. К примеру, в тех редких случаях, когда она соглашалась продемонстрировать свой талант пианистки, ее игра поражала и зачаровывала. Пусть она ненавидела условности и нередко без всякой необходимости их нарушала (или так нам в то время казалось), однако при желании изобразить большую аристократку выступала в этом амплуа так убедительно, как никто другой. Блестящий собеседник, она могла рассуждать о чем угодно, но ближе всего ей была область мистического. Все ее повествования бывали остроумны и выразительны, но лучше всего ей удавались истории о привидениях.
Никогда не забуду нашего совместного путешествия из Египта в Индию в 1884 году, когда мы вечерами слушали на борту парохода «Наварино» ее рассказы. В пеструю компанию наших попутчиков затесалось несколько миссионеров, причем иные из них того агрессивно-невежественного типа, что в нынешние времена, пожалуй, немного повывелся. Пикировки происходили сплошь и рядом, причем презабавные, поскольку мадам Блаватская знала вероучение и священные тексты христианства гораздо лучше, чем его самозваные поборники. Однако даже самые зловредные из миссионеров поддавались гипнотизму, когда мадам Блаватская вечерами после обеда принималась рассказывать на палубе истории о привидениях. Она зачаровывала слушателей, играла на них, как на струнах, и при случае наводила такую жуть, что, как я неоднократно замечал, они после подобного рассказа боялись оставаться одни и повсюду ходили парами.
Именно при таких обстоятельствах мы познакомились с «Пещерой эха», «Околдованной жизнью» и другими легендами, которые при желании можно прочитать в ее «Кошмарных историях»[116]. Я запомнил один эффектный рассказ, не попавший в этот сборник. Если бы у меня получилось изложить его в манере мадам Блаватской, читатели, вероятно, испытали бы те же чувства, что и мы в тот вечер, но я знаю, что это невозможно. Однажды я пересказал этот сюжет, как сумел, одной своей знакомой – известной романистке, и она постаралась, кое-что меняя и привнося живописные подробности, сделать его выразительней и драматичней, однако и ей не удалось воспроизвести магическое очарование, каким облекла его мадам Блаватская. Что не сумела сделать писательница, то тем более неподвластно и мне, и все же я попытаюсь как можно точнее передать все, что запомнил из рассказа мадам Блаватской.
* * *
Двое юношей (назовем их Шарль и Анри) совершали как-то пешее путешествие по самым привлекательным местам живописной французской земли. Однажды, уже под вечер, перед ними возник красивый городок, лежавший в уединенной долине. Гостиницы, лавки и дома поменьше теснились в центре, на берегах небольшой речушки, а просторные жилища видных горожан были раскинуты по пологим склонам окрестных холмов. Друзья рассчитывали провести ночь в главной гостинице города; один из них, месье Шарль, собирался в гости к знакомым, жившим на окраине.
На краю долины, где дорога пошла под уклон, путешественники увидели старый, похожий на красивую картинку дом, чуть ли не сплошь одетый плющом и другими вьющимися растениями. Он стоял немного в стороне от дороги и весь, вместе с обширным парком, носил на себе следы запустения, ясно говорившие о том, что здесь никто не живет, причем уже долгие годы. Друзья поразились как виду дома, так и его живописному расположению, и Анри, который увлеченно коллекционировал старомодную мебель, стал гадать о том, какие сокровища здесь, возможно, хранятся. Поскольку дом явно пустовал, юношам, естественно, вздумалось разыскать смотрителя, чтобы тот пустил их внутрь, и они направились к крохотной сторожке, тоже запущенной и тонувшей в пышной растительности и